Арина Буковская. Живи туда-сюда

Prosodia публикует подборку стихотворений Арины Буковской, которая в этом году вошла в шорт-лист премии «Болдинская осень». Особенность поэтики Буковской – умение выстроить сложную драматургию стиха.

фотография Арина Буковская | Просодия

Чем это интересно


У Арины Буковской явный талант драматурга. Ее стихи, с одной стороны, насыщены персонажами, в шкуре которых читателю предлагает побывать автор. С другой – мы видим редкое умение написать большое и при этом незатянутое стихотворение. Это искусство требует умения так развивать взятую ситуацию, что на каждом этапе это выглядит как новый акт драмы. Так, кажется, что стихотворение «Пес» могло бы закончиться и где-то в середине, но развитие сюжета таково, что именно во второй части стихотворение обретает объем и мощь. Соответственно, и понимание красоты у авторов, ценящих драматический потенциал, несколько иное. Мы видим, что здесь работает не столько изобразительность, сколько выразительность. Для них красота там, где есть момент, когда через картину повседневности прорывается не просто эмоция, а целый букет переплетенных мыслечувств. Искусство сложить такой букет – из разряда особенных.



Справка о поэте


Арина Александровна Буковская родилась в 1986 году. Журналист, сценарист, книжный обозреватель, поэт. Издатель и редактор портала о чтении «Литературно». Окончила дирижерско-хоровое отделение Псковского колледжа культуры и факультет журналистики СПбГУ. В 2021 году стихи Буковской вошли в шорт-лист премии «Болдинская осень».



Пёс


Вот отнес кое-что на базар и загнал одним...

Бабы вниз опускали глаза и бочком-бочком.

Я сначала смущался, а после ‒ да черт бы с ним,

мы в таком местечке живем, каждый пёс знаком.


Кстати, пёс ‒ ах, какой у меня был веселый пёс,

свой вельветовый морщил нос, что хотелось жить!

Я ему говорю бежать, и он бежит!

Я ему говорю лежать, и он лежит.

Я ему говорю ‒ вставай, а он лежит.

Как живой. На заплеванном коврике у двери.

Ты паршивый дурак, разве я говорил ‒ умри?!


Разве я говорил, оставь меня одного?

Этой вечной зимой в этот ветер глухой зимой!

Чтоб ты сдох, ты был старый хромой, но мой,

а теперь никого, никого.


Но я не был груб, я его завернул в тулуп,

и отнес этот гроб в белый лес на мороз мой пёс,

я хотел бы остаться с ним, да замерз, замерз,

и заплакал, и брел домой, словно пёс хромой.


Мои жёны уходят, моим дочерям плевать,

мне назначено водку пить, а не песни петь,

я давно уже начал медленно помирать,

чтоб однажды взять и полностью помереть.


Я упал на мороз белый вяз надо мной кружил,

я увяз ты мой пёс я нетрезв в этот лес ступал,

слишком мало я взял, всего четвертушку взял,

как же мало жил, только чекушку жил

я горбушку жил, я шапку-ушанку жил

я за мамку жил

жалкие крошки жил

на дорожку пёс

еще понемножку пёс

я замёрз замёрз


Спи, сам себя уговариваешь,

спи, старый пьяница.

Жизнь, как ее не разваливаешь,

тянется.



* * *

Был утренний бардак и яблочный компот,

И лужи в пузырях, и столько всяких дел,

Что желтый глаз окна в набухший небосвод

До полночи глядел.


Был день ‒ хоть каждый день по этакому дню,

И чайник не чудил, и печка не чадила.

На что же я сержусь, кого же я виню?

Я что-то упустила.


Я правильно дышу, я делаю детей,

Я чувствую сквозняк не слишком толстой кожей,

Я чувствую, что часть других больших частей.

И все же?


И все же мне был день, чтоб я его жила,

Будильник завела, заклеила башмак,

Но раз и ковырнет тревожная игла:

Тик-так...


И снова начат день, и вроде хорошо,

И вроде сокрушен хронический бардак,

А день шагнул конем, а день уже прошел,

Тик-так.


Живи туда-сюда, потомков заводи,

Будильник заводи и кашу разогрей,

Беги, слепой щенок, не разбирая ног,

Скорей старей.


И думай день за днем, куда тебя несет,

Что светит впереди, пока идут дожди,

Пока еще стучит, пока еще печет

В груди.



Птичка


Рыдала Агата,

усатая неврастеничка,

какая когда-то была я счастливая птичка!

Скакала и пела, не кровоточила,

в четыре руки

на старые стенки лепили обойки,

в брошюрку пятёрочки брали наклейки,

скатёрочку чтобы купить за копейки

и сесть у реки. 

    

Агата, такая беспечная птичка,

Не знала, что счастье имеет побочки,

когда его долго куют.


Воспитанным дочкам твердят по привычке:

сама виновата, Агата!

Шарлотта,

сама виновата!

хотела чего-то?

Бери, что дают.


И юная птичка доходит до ручки,

до нервного срыва, до плача на кучке

постельного хруста белья,

на куче с приятной ванильной отдушкой,

на сладковонючей застиранной тушке,

которая влажна, которую можно поглажу развешу не я!


Сушилочка клетка решетка ловушка,

на жердочке скачет мамашка несушка,

заботливая жена,

сдавайся, окружена!

Её наливаются складочки брюшка

и трогает седина.


И стала усталая птичка аптечкой

усатой таблеточкой всякой болячки,  

шмыганья носа,

поноса,

кишечной непроходимости, 

и давит и давит у птички сердечко,

ещё трепыхающееся сердечко

острое чувство собственной необходимости.


А если закроешь глаза, то по пленочке век

Красиво плывет разноцветный сверкающий снег. 



Победа


Когда над этой деревушкой

Колотят праздничные пушки,

То в нашей маленькой избушке

Дрожит на тумбочке стакан.


Бушуют памяти победы

В далеком городе парады.

Размыто зарево заката

Стекает в призрачный туман.


В полях гуляют старики.

На пляже жарят шашлыки.


У бородатого соседа

По телевизору с обеда

На двор бабахает победа!

Гремит победный барабан!


Старик с годами глуховат.

И очень хочет на парад.


К таким бывавшим, отслужившим,

К таким усохшим и остывшим,

Но выжившим и пережившим

Войну, жену и сыновей.


Чтоб, подволакивая ногу,

Брести цепочкою немногих,

Растерянных и одиноких

Людей, ходивших на людей.


И чтобы пламенные флаги!

И чтобы солнечные блики!

И чтобы падали гвоздики

На мостовые площадей.


Старик гуляет по реке

В своем парадном пиджаке.


А у реки кружатся чайки,

В домах споласкивают чашки,

Мурчат и ужинают кошки,

На пляже ссорятся и пьют.


Какая мирная картинка!

Надеюсь, с берега Фонтанки

Победы праздничные танки

До наших мест не доползут.


Сегодня шум броневика

Еще тревожит старика.


Он сам с собой ведет беседу

Он говорит себе, соседу:

Однажды всех возьмет победа!

За вами тоже подойдут...


Старик в парадном пиджаке.

Плывет в тумане по реке.



* * *

Менты, журналисты, фундаменталисты, юнцы, активисты, мамаши с детьми,

попы, патриоты, соседи, работа, вояки, маньяки ‒ куда не взгляни,


В одной бесконечной цепи.

Одной незавидной судьбы.

Попробуй-ка, расцепи,

Не сорвав резьбы.


Давайте попросим доброго наверху

Спустить нам очередную благую весть:

Вы ‒ вечный бардак, вы мусор в моем шкафу!

Я больше не буду,

Я лучше не буду лезть.


Ваша компашка ‒

моя промашка,

Революционный держите шаг,

Я оказался плохой папашка,

старый дурак.


Я вам показал, где зимуют раки,

Я долго учил вас хорошей драке,

А следом учил любви.

И, в общем, теперь умываю руки,

чего-то они в крови.


Не пишите,

не звоните!

Не сердите старика.

Уходите, уходите, уходите, все, пока!


Менты, сценаристы, фундаменталисты,

Нам всем отворот-поворот.

Кто в серой папахе,

Кто в желтой рубахе,

Кто с дудкой, засунутой в рот.


Мы сами с усами, мы умные сами,

Мы больше не верим ни папе, ни маме,

Мы соль этой сизых полей.

Мы тратим, мы мучим, и плачем и учим

Друг друга глядеть веселей.


В одной бесконечной цепи.

Одной незавидной судьбы.


Попробуй-ка, расцепи,

Не сорвав резьбы.


Prosodia.ru — некоммерческий просветительский проект. Если вам нравится то, что мы делаем, поддержите нас пожертвованием. Все собранные средства идут на создание интересного и актуального контента о поэзии.

Поддержите нас

Читать по теме:

#Современная поэзия #Китайская поэзия #Переводы
Лань Ма. Что за крепостью крепко спящего сердца

Лань Ма — важная фигура китайской современной поэзии, автор «Манифеста до-культуры», опубликованного в первом выпуске культового журнала «Анти-А». Иван Алексеев перевел для Prosodia фрагменты «Песни благословения бамбуковой рощи» — цикла, в котором много разговоров с Богом и живого ощущения непознаваемого.

#Новые стихи #Современная поэзия #Новые имена
Виктор Цененко. Понял ли ты своё сердце?

Поэт из Ростова-на-Дону Виктор Цененко создает балладный мир, лишенный ярких признаков современности, и самая главная тайна в нем — человеческое сердце. Это первая публикация поэта в литературном издании.