Сергей Скуратовский. Здесь нет путеводных нитей, есть путеводные иглы

Чем это интересно

Сергей Скуратовский сразу предлагает фантасмагорию из обрывков культурных мифов, отсылок, цитат, тем самым задавая контекст своей поэзии – она не столько про конкретного человека из российской глубинки, сколько про человека в современной культуре вообще. В этом есть что-то привычно постмодернистское, но к фантасмагории стоит присмотреться. Культура в этой поэзии напоминает цирк из первого стихотворения подборки, в котором профессор Доуэль и всадник без головы проводят семинары о пользе жизненных неудач, и только выпущенные на волю тигры попадут на небо. В этой поэзии еще будут представители флоры и фауны – король-можжевельник, сороконожка, чайка - и даже мифический Минотавр оказывается в том же ряду. Этот ряд у Скуратовского – где-то между человеком и небесами, присутствие которых в этой поэзии ощущается всегда. Тигры и чайки, несмотря на то, что часто находятся во власти человека, ближе к небесам, потому страннику, ушедшему из дома в лес, есть о чем долго говорить с королем-можжевельником. За фантасмагорией проступает авторская мифопоэтика.

Справка об авторе

Скуратовский Сергей Максимович родился в 1989 году в г. Горьком. Учился в Нижегородском государственном педагогическом университете. Магистр психологии. Психолог, консультант, преподаватель. Пишет стихи с 2013. Автор сборника стихов «Сиятельный чертополох» (2019). Публиковался в газете «Свободная пресса», альманахе «Земляки», газете «Городецкий вестник», журналах "Нижний Новгород", "Клязьма", "Кольцо А", "Симбирск". Участник проекта «Светлояр русской словесности» с 2013 года. Призер Болдинского слета молодых литераторов 2016 года. Победитель и лауреат различных фестивалей поэзии. Живет в Нижнем Новгороде.

***

Когда уезжает цирк, оставляя круги примятой травы,
Так ли уж важно, трезвый ли был скрипач?
Во втором павильоне профессор Доуэль и всадник без головы
Закончили семинар о пользе жизненных неудач.
Нервно дрожа щекою, не досчитав до ста,
Директор срывается на глухого конферансье.
По губам читая ругательства, тот чувствует, что устал,
И, уходя, выпускает из клетки тигров, кланяется им вслед.
Тигры в двенадцать прыжков достигают небесных врат,
Ложатся у ног Петра, тонут в глубоком сне.
Ангелы перешептываются, на птичьем своем говорят,
Не сосчитать, мол, шрамов, на каждой звериной спине.
Дети рисуют фломастером дерево Сефирот,
Кто-то играет на скрипке, бодрый мотивчик храня,
Цирк отъезжает, клоуны прикрывают отход.
Тигры - красивые шкурки, не судите меня…

***

Край города. Здесь царствует полынь,
Здесь жизнь построена из кирпича и досок,
Китайского тряпья, дешевых крепких вин,
В чьем перегаре – слабый отголосок
Красивой жизни. Рядом, между двух
Домов, недалеко от бара,
Кривая яблоня нашла себе приют.
Ее душа скрипит, под ней плоды гниют;
И, вечером, медовый пряный дух
Мешается с тем самым перегаром.
Здесь старые дома под ржавой крышей,
В них солнце через грязное окно,
Точнее, через чистый уголочек,
Подглядывает. Видя, что темно,
Смещается чуть выше.
И тогда,
Поймав в себя тот световой пучок,
Вдруг мутный обывательский зрачок
Становится второй из точек.
Источником же стали небеса,
Ничуть не потемнев при этом;
И этой связью, этим странным светом
В таких домах творятся чудеса.
Там ежемесячный обыденный запой
Внезапно завершается несмертью.
В соседнем доме чудом жив слепой,
Которому по средам из конвертов
Зачитывает письма гопота
Своими ломкими сухими голосами,
А самый мелкий шкет идет кормить кота:
Кот жрет салаку, шевеля усами.
И этот самый шкет присутствовал при чуде:
Вчера взорвал петарду, едва не выжгло глаз.
Он вряд ли атеист, и вряд ли он им будет,
Он знает, глядя в небо, что там глядят на нас.

***

Алюминиевым утром, бронзовым днем и чугунной ночью
Король-можжевельник тонкими пальцами
Подбирает с земли тишину.
Сдувает с нее паутину, хвоинки, стрекотню сорочью…
Глупые феи нескромными танцами
Иногда мешают ему.

Где-то в замызганной двушке нервно моргает лампа,
В холодильнике дремлет студень,
В прихожей царит бардак.
Человек на балконе курит и смотрит в небо глазами карпа.
Скрипят, рассыхаясь, советские стулья,
Но как-то не так.

Оденется в белое, чистое. Отправится на норд-вест,
Не взяв ни обратный билет, ни спички, лишь хлеба самую малость.
И придет на поклон к королю в этот странный сумрачный лес,
Принеся на ладони свою одинокую старость.

Эта беседа, наверное, будет длиться века.
Король-можжевельник и путник будут легки и прекрасны.
И будет вокруг летать некто в облике мотылька.
И будет тепло и ясно.

***

Сороконожка разучилась ходить.
Она поняла, что каждый шаг
Оставляет вмятину на земле,
И каждый взмах
Оставляет вмятину на небе.
И, где бы ты ни был,
Ты будешь видеть эту вмятину,
А небо будет глядеть на тебя,
Странно и пристально, как зодчий
Рассматривает купол храма,
Из-за пазухи вытаскивает вавилон,
Деревенеющими пальцами мерит, не слушается рука,
Оглядывает постройку со всех четырех сторон,
И тихо смеется в самые облака,
А там так светло от ангельских животов…
Проходя мимо этого храма, ты в детстве считал котов,
По соседним дворам, на заборах, по окнам
Взглядом искал мордочки, спинки, хвосты.
Коты не боялись и говорили этим, что ты -
Маленький мальчик, рубашка твоя промокла
Между лопаток.
(Этот текст подобен сороконожке и не хочет быть краток)
Когда ты мальчик, травные волжские берега
Занимаются непосредственным своим делом:
Берегут тебя мощным, суглинистым телом
От внешнего и, разумеется, внутреннего врага.
И, глядя, как ты играешь среди клевера и малины,
Смерть улыбается и тихо проходит мимо.
А вода все течет, и сам ты теперь - берег.
На твоей груди играют дети и кошка.
Обнять бы ту реку, что наречет и поверит,
Хоть русло - такая же вмятина, как ни крути.
Но, где-то на склоне, под палой листвой, задумчивая сороконожка
Стоит и решает, с какой же ноги пойти.

***

Твой Лабиринт начинается где-то здесь,
В овраге, заросшем крапивой и медуницей,
В провинции духа, куда заказано лезть
Всем тем, кто слишком привык жить в столице.

Здесь нет путеводных нитей, есть путеводные иглы.
Они мотивируют лучше, поэтому легче добраться
До нищего сада, где можно играть в страшные взрослые игры...
Сюда гоняет телят Харон из соседнего графства.

Сны зарастают бледною снытью, как вы это не видите?
Мерно каплет вода с веток погибшей вишни.
Даже родившийся здесь кажется лишним, лишним,
Лабиринт переполнен. Гражданин, пожалуйста, выйдите.

Из глубины переходов несется грохот литавр.
Давайте считаться, кто из нас Минотавр.

***

Старый учитель русского языка
Сентябрьским утром превращается в чайку.
Окно открывается, и по стеклу рука
Соскальзывает, ни единого отпечатка
Не оставляя. Это уже крыло.
Учитель взлетает выше. Огненные колесницы
Его обгоняют. Небо белым-бело,
Чем-то напоминает ненаписанные страницы
Голубиной и чаячьей книги...
Он всегда сторонился религий,
А тут прилетает к Богу,
Садится Ему на плечо.
Говорит, говорит так много,
Что кажется - ни о чём.
Бог кивает. Прищуривает глаз.
Он всё понял, хотя - поди нас, пойми.
За пятым небом защёлкали стёртые шестерни.
Учитель видит окно в облаках, летит и попадает в класс.
Всё замирает. Как же красивы их лица...
Преодолев тишину, разлитую в солнечном свете,
Класс встаёт. Учитель садится,
Берёт в руки журнал:
- Здравствуйте, дети!