Владимир Козлов. Ты греешь землю, а их забирает земля

Prosodia представляет шесть новых стихотворений Владимира Козлова, написанных в жанре, который можно было обозначить как «яростную элегию».

Козлов Владимир

фотография Владимира Козлова | Просодия

Фото: Алена Бессарабова 

Чем это интересно


Сегодня, кажется, каждый день нам преподносит сюрпризы. Их хочется (а может, и совсем не хочется, но надо) как-то осмыслить, сделать выводы и в соответствии с ними строить свою дальнейшую линию поведения. Психика защищается от сюрпризов чаще всего с помощью иронии, с помощью, пусть и черного, но все-таки юмора. У Козлова тоже есть юмор, но он не на переднем плане, он где-то в глубине текста. На переднем плане в большинстве стихотворений — ярость, именно она является тем горючим, на котором едет поэзия Козлова. Ярость от того, что мир устроен совсем не так, как еще недавно могло казаться, он гораздо жестче и злее. Ярость от того, что невозможно остановиться и «подсмотреть, как трава растёт».



Справка об авторе


Владимир Иванович Козлов (1980) – поэт, литературовед, медиаменеджер. Доктор филологических наук, автор книги «Русская элегия неканонического периода» (М., 2013). Поэтические книги – «Самостояние» (М., 2012), «Опыты на себе» (М., 2015), «Красивый добрый страшный лживый смелый человек-невидимка» (М., 2020). Возглавляет Аналитический центр «Эксперт ЮГ» и АНО «ИНГУП»; в 2014 году создал журнал Prosodia. Лауреат премии фонда А. Вознесенского «Парабола» (2017). Живет в Ростове-на-Дону.



Сколько нужно огня


Ты лампадку свою, лампадка моя, прикрути,

только не до нуля – до почти нуля.

Потому что нам долго идти – впереди

изнасилованная земля.


Невыносимы смиренные и раздавленные пятой,

невыносимы гогочущие, жадные до жратвы.

Если дать волю огню - а огонь не святой, -

выживут только кроты.


И снова работать земле, сто лет отупело лежать,

потом триста лет постепенно рожать, рожать,

и урожай – что творят - в виде ужаса собирать,

и в безжизненный транс умирать.


Нет, лампадка, тебе запрещается так гореть,

чтоб трусливые лица плавились на свету,

потому что многие до сих пор путают жизнь и смерть,

и тем более – что и после чего обретут.


Будут долгие годы чумы и закатывания в бетон,

столетие мятежа и столетие кутежа,

сквозь тебя пройдут близкие, враги будут гнать скотом,

только ты, дорогая, должна продолжать


жечь, а если нажмут, еще больше убавь,

убавь до нуля, если надо, и ниже нуля,

ты могла бы управиться, Господи, но избавь,

ты греешь землю, а их забирает земля.



Власть


Выжечь леса,

         чтоб железного дать коня.

Нефть найти и отбить ее у племен,

         чтобы грозди развесить огня.

На паутине в пустыне

         вывесить фонари и включить

там, где выбрано спать в ночи.

Сила власти так себя выразила через меня,

что мир остальной будто мышь пищит,

        но кто это слышит?


Сколько вложено

        в геометрию этих картин!

Архитектура стекла и металла

       многочисленным неизвестным

       дорого обошлась.

Но даже на постеры с ними

       рой мотыльков летит:

власть над пространством

      рождает другую власть -

щедро оплаченную власть лепнин

над теми, чья жизнь не удалась,

       но кто это скажет вслух?


Разговор с городским пейзажем

       как свиданье с самим собой,

неузнаваемым и разросшимся,

       выраженным в кубах,

       преобразившимся навсегда.

Можно легко увидеть,

        как руку мою продолжает прибор.

Нас будут судить по тому,

       насколько комфортна среда.

Что-то пищит, недовольно едой,

хотя хороша объективно еда,

       кому посылается этот сигнал?


Твердые формы

      не признаются как мир,

твердые формы

      не признаются как я,

что-то шевелится,

      ползает в области тьмы,

какая бы маленькая

она ни была, назревает в ней

      потрясающая умы

встреча безликих и безголосых,

что оставят ничто от колосса,

       туговатого на ухо - кто это вспомнит?



Беженка


Появилась возможность

не смотреть на реальность,

не терпеть ее кожность,

утонченность и свальность.

Закатиться в промежность,

вологодскость, рязанность,

чтоб осталась лишь нежность,

выходящая в космос самость.

За окном безвоздушность,

дачность и глиномерзость –

и ускользает сущность,

ей доступна любая местность.

Ей доступна стрекозность,

реактивность, безличность,

нольность, нервозность,

когда прёт единичность.

Где же ты – отовсюду-

беженка-как-личинка,

блюдце выброшенной посудки,

в-мусоре-неразличимка.

Так ей идет безмятежность,

так не идёт ярость.

Мы расхерачили всё тут, между

тем – всё, как ты и боялась, -

и в движении сохранялась.



Облака над Газетным


Пара ботинок и пара футболок,

не прародитель и не потомок.

Двух магазинчиков с малых лет

знающий ассортимент.

Знающий, сколько наматывает

счётчик, который обманывает.

Ко всему и на все готовый

от Горького до Садовой.


Мистер-шагающий-по-Газетному-

мимо строенья стозевного.

Мистер-имеющий-два-квартала

убеждает, что это немало.


Часто заглядывает в подворотни:

где, мол, тут жизненный опыт.

Но он согласен на ту лишь цену,

чтоб любоваться на сцену,

а для участия в сцене

нет стратегической цели.


Однообразие сводит с ума

только людей небольшого ума.

Он не видел столицы и острова,

но каждый день его жизнь нова.

Хлеб и зрелища только слова,

потому каждый день нова.


Разве вершится история тут,

где наливают, стригут и метут?

Те, кому мир заменяет тюрьму,

бросили улицу, город, страну,

подавлявшие лучшие стансы.

Вы простите его – он остался

ровно таким же, как был, -

но не умерил свой пыл.

Так достоинство проступает остаточно,

только если тебе достаточно,

сколько б и где бы ты ни

смял простыни.


Твердый боярышник, тополя пень

сделают, если позволить, твой день.

А облака, облака над Газетным

омывают несметным, несмертным.


Мистер-пронзающий-мыслью-бесплотной.

Мистер-влетающий-взглядом-в-окна.

Мистер кошечку приласкает,

а вторая всегда убегает.

Не прошедший свои два квартала,

потому что пройти их мало.



Лайфхаки пейзажа


Подсмотреть, как трава растёт.

Как интересно она растёт –

медленно и уверенно. У меня

перестало получаться так –

надо бы вспомнить.


А как даль простирается вдаль.

Дышит простор, пригибая

камыш и плакучие ивы.

Как после выдоха делает вдох

часто неслышно.


Только вперёд, громогласные, только вперёд.

Идите, а я постою.

То, что надо сказать, не надо кричать.

Вам надо идти, а мне надо стоять.

Я постою.


Посмотреть, как лежит на воде

лист, распределяя свой вес,

чтобы быть на плаву, –

как это мудро, какая идея –

держаться вот так.


Природа культуры – безмолвные крики.

Я вижу море, над морем – чайки.

Нас отделяет стеклянная дверь.

Я слышу, я слышу их крики,

хотя я не слышу их.


Как из пня протянулась зеленая ветвь,

много зелёных ветвей.

Это укутанный зеленью пень.

Вместо потерянного ствола

у него еще много, много.



Городской сад


Это мертвые воды текут,

затекают в живой труп,

материю его ткут.


Всегда мечтал стать человеком,

который без дела сидит на скамейке

и, как на знакомых, глядит на ветки.


Этому стоило бы удивиться,

что, невзирая на наши лица,

в кронах всегда поют птицы.


Я захожу, и постепенно моя голова

настраивается на поющие дерева,

воробьиные запоминает слова.


Не пристало блаженствовать в парке,

покуда жена в запарке,

покуда страна на карте.


Но сражаться бывает нечем,

и сгинул бы ты, незамечен,

благодарностью был бы отмечен.


Поющие птички промежду

почек набухших, пешка

чувствует вашу поддержку.


Поддержка травы и деревьев.

Теченье процессов древних.

Мёртвые воды для смертных.


Мертвые воды мха,

птиц надувают меха,

разорванные слегка.



Камень дает тепло.


Воздух дышал до меня.


Птицы щебечут песню.


Prosodia.ru — некоммерческий просветительский проект. Если вам нравится то, что мы делаем, поддержите нас пожертвованием. Все собранные средства идут на создание интересного и актуального контента о поэзии.

Поддержите нас

Читать по теме:

#Новые стихи #Современная поэзия
Сергей Ивкин. Гневом жива аполлонова лира

Prosodia публикует стихи Сергия Ивкина, поэта из Екатеринбурга, в которых твердая форма сонета помогает найти ответы на вызовы современного мира.

#Новые стихи #Современная поэзия
Михаил Квадратов. Скороговорка на подземном языке

Prosodia публикует подборку минималистических стихотворений Михаила Квадратова из Москвы. Они одновременно страшные, детские и смешные.