Тысяча друзей Дранти

Веня Д’ркин: ДрАнтология. М.: Выргород, 2023. – 640 с. 

Продолжается литературная канонизация героев русского музыкального андеграунда 90-х. Невольно застрявшие на стыке эпох, они, гениальные для близкого круга, зачастую по разным причинам не сумели донести свой свет до более широкой аудитории, и как следствие – их вклад в культуру до сих пор в должной мере не оценен. Радует, что историческую справедливость, может, не так быстро, как хотелось бы, но восстанавливают исследователи и просто энтузиасты.

Теперь очередь дошла и до Александра Литвинова, более известного как Веня Д’ркин или Дрантя. Музыкант, поэт и сказочник из Луганска, проживший до обидного короткую жизнь, но успевший оставить яркое творческое наследие и только укрепивший за прошедшие годы базу поклонников, даже эпизодическим героем книги, кажется, становился до этого лишь дважды: ему была посвящена четверть «Песен в пустоту» Александра Горбачёва и Ильи Зинина, а в недавней антологии «Уйти. Остаться. Жить» была опубликована пара его стихов. И вот под конец года издательство «Выргород», специализирующееся как раз на такой литературе, выпустило книгу «Веня Д’ркин: ДрАнтология» – 600-страничный том с текстами, цветными иллюстрациями и фотографиями. Сразу скажем, если творчество автора вам близко – эта книга должна у вас быть. Более того, это один из лучших примеров собрания сочинений поэта-песенника за последнее время. 



По словам составителей «ДрАнтологии», работа над ней растянулась на двадцать лет и потребовала коллективного труда огромного числа людей, которые провели колоссальную работу по поиску, расшифровке и систематизации всего, что Дрантя успел сочинить. В какой-то момент проект даже рисковал расколоться на два: «литературоведческий» с полным собранием сочинений и «фанатский» с избранными текстами и бо́льшим фокусом на личность автора. К счастью, в итоге команде удалось объединить обе стратегии и создать книгу, претендующую на полноту охвата творческого наследия Д’ркина, при этом не сухую, а красочно раскрывающую его контекст и окружение. 

В «ДрАнтологии» собрано более 240 песен и стихов, а также прозаические зарисовки, черновики, тексты из записных книжек, комментированная концертография и две большие сопроводительные статьи: биографическая от Виталия Лейбина и литературоведческая от Оли Чен.

В первой статье – увлекательно, с обилием прямой речи от родных и знакомых, – воспроизводятся этапы жизненного пути Вени. Из нее, помимо прочего, можно узнать, что за строчками многих, даже сказочных, сюжетов скрываются реальные люди, животные, локации, события. Приводится много малоизвестных фактов: о нелегкой службе в армии, «присвоенном» псевдониме, работе художником-оформителем или охранником на военной базе. Хорошо показана постепенная трансформация публичного образа исполнителя, а также частый для андеграунда того периода конфликт между сложной ситуацией в стране и частной жизнью музыканта, сочиняющего вещи в «противофазе к эпохе».

Разворачивается история о человеке, чей «творческий процесс не прекращается ни на минуту». В потоке ежедневных праздников рождаются песни, сказки, рисунки – этому не могут помешать ни нищета, ни политика, ни семейный быт, ни даже болезнь. В то же время статья скорее добавляет новые штрихи к «мифу о Дранте», нежели пытается реально разобраться, каким был Александр Литвинов. Но в данном случае это уместно: скрупулезные расследования можно оставить на потом, пока же достаточно и такого проникнутого искренней любовью и уважением коллективного рассказа. 

Во второй статье Оли Чен анализирует непосредственно творчество Вени, разбирает доминирующие мотивы и приемы. По мнению исследователя, «постмодернистский мир скомпилировал все предшествующие культурные и музыкально-поэтические традиции и породил феномен по имени Веня Д’ркин». Отсюда реминисценция как основной структурообразующий элемент, ирония как привычная стратегия, стилевая манера, построенная на синтезе всех лексических средств языка, эксперименты с формой и смысловые сдвиги. В произведениях Дранти Оли Чен обнаруживает «антологию мировой песенной культуры», отмечая связь и с фольклором, и с литературной традицией, и, конечно, с  известными «поющими поэтами»: Вертинским, Высоцким, Башлачёвым, Дягилевой и другими. Тем не менее «поэтический хаос выстраивается в единую систему, являющую собой уникальную художественную целостность». И за всей внешней несерьезностью тональность художественного мира Д’ркина скорее минорная. «Уже в ранние тексты настойчиво проникает образ сдвинувшегося с привычных орбит неблагополучного мира». Для борьбы с этим сдвигом Веня сплетает «нити сказок», мифологизируя реальность, населяя ее гномами, гоблинами, волшебными существами, создавая собственные топонимы и фантастические ситуации. Но трагическое противоречие желаемого и действительного все равно заметно и придает даже юмористическим текстам драматизм.

В качестве «манифеста, художественной программы и подведения итогов» литературовед рассматривает сказку-притчу «Тае Зори» – произведение, отсылающее к мифологии разных народов, но по сути совершенно архетипическое. Оно хорошо показывает широту философских и художественных исканий Вени. Текст приведен на основе существующей аудиозаписи и рукописи, но известно также, что всё это сокращенные версии: по авторской задумке, «Тае Зори» в итоге должна была стать то ли фильмом, то ли полноценным спектаклем. По этой причине очень интересны приведенные в книге черновики и заметки к сказке, они существенно углубляют сюжет, подсказывают визуальные решения. Изучая их, а также другие свидетельства из книги, можно увидеть, что Веня проявлял интерес не только к музыке и стихам – «сказочное мышление» наводило на необходимость использования и других медиумов: видео, картин, театра. В этом смысле «Тае Зори» можно рассматривать не как подведение итогов, а как начало так и не реализованного проекта на стыке разных искусств. Кто знает, какие произведения могли бы еще получиться...  

Примечательно, что, разбирая фольклорные истоки стихотворения «Алсок рукрек», Чен отказывает во влиянии Хлебникова на подобную «славянскую игру с языком». Если это так, у нас есть лишний пример того, что «рок-поэзия» все-таки любит изобретать велосипеды...

Тексты в книге расположены в обратном хронологическом порядке, что, пожалуй, и лучше – мы сразу сталкиваемся со зрелыми и сложными работами. Пусть в них уже и ощущается фатализм надвигающейся смерти, но не менее ярко проявлена и какая-то финальная мудрость, которая только в таких состояниях по-настоящему открывается. А дальше мы начинаем движение от умирания к стремительной юности, обратно во времени. Там, кстати, смерть тоже встречается нередко, но скорее как метафора определенного душевного надрыва. Впрочем, ранние вещи не критически отличаются по качеству от поздних. Их все равно интересно читать, внутренняя музыкальность хорошо раскрывает все тексты даже при отсутствии исполнения. Работа со словом у Вени, конечно, песенная по существу. То, что представлено в разделе «Стихи», – тоже песни, но, как отмечается во введении книги, не успевшие обрасти гитарной мелодией.

Всюду, где это возможно, бережно восстановлены даты и места написания произведений, порой приводятся альтернативные варианты строк или даже четверостишия из черновиков и аудиозаписей. Но главное очарование книги заключается в россыпи небольших комментариев, встречающихся практически на каждой странице тома. Нередко это комментарии самого Д’ркина, поясняющего суть текста, в иных случаях – его друзей или родственников, которые рассказывают о контексте создания песни или просто делятся какой-то историей, прямо или косвенно с ней связанной. Так по ходу чтения стихов мы параллельно заглядываем и на творческую кухню автора, всякий раз удивляясь, «из какого сора могут расти стихи».

Пожалуй, наиболее удививший меня момент связан с известной песней «Домик у моря». «Липкая кровь трав», «постель из камней» и, конечно, лирическая героиня, расплетающая «на феньки удила» – всё это я всегда считал лишь красивыми образами. Но выясняется, что на «кровати» из камней и травы Веня с друзьями действительно порой спали в путешествиях, липкой кровью в тусовке называли сок раздавленных растений, а эпизод с «феньками» тоже, можно сказать, был в реальности: на строчку автора вдохновила жена, которая сделала себе из старых тряпок походные тапочки. Даже известнейший образ «кошки в окрошке» тоже оказывается буквальным описанием сценки из общажной жизни.

Может показаться, что такое знание скорее разочаровывает, ведь за сказкой скрывается нечто обыденное. Но возникает прямо противоположный эффект – благодаря комментариям мы как раз и переживаем превращение обыденного в сказочное. Тут вижу большую заслугу самих комментаторов и редакторов, правильно расположивших полученную информацию. 


Пример расположения комментариев параллельно поэтическим текстам

Этот удивительно простой по замыслу прием (хотя непростой в реализации) обидно редко встречается в подобных книгах. Могу припомнить только подробную, но чересчур академичную работу Льва Наумова про Александра Башлачёва. А вот, к примеру, Борису Усову (тоже одному из героев «Песен в пустоту») или даже исследованному вдоль и поперек Егору Летову в их собраниях сочинений такой роскоши не досталось. Почему? Ответ есть на форзацах книги – там, если верить информации во введении, более тысячи фамилий. Это люди, приложившие руку к появлению «ДрАнтологии». Люди, которым было важно, чтобы книга получилась хорошей. Тысяча друзей Александра Литвинова. 

Вполне возможно, что после ее прочтения их станет еще больше.