Степан Самарин: стремление к уравновешиванию
Prosodia предлагает небольшой разговор с поэтом Степаном Самариным, лауреатом премии «Лицей» 2023 года. Мы поговорили со Степаном об ожиданиях и впечатлениях от победы, о важности поддержки литературного сообщества, о культурной жизни и о милости.
6 июня на Красной площади состоялась церемония награждения лауреатов литературной премии им. А. С. Пушкина «Лицей». Победителем в номинации «Поэзия» стал Степан Самарин – поэт и музейный работник, выпускник Литературного института им. А. М. Горького. Подборки Степана выходили во «Флагах», «Формаслове», альманахе «Артикуляция». Работает в Доме Гоголя. В поэзии работает в метареалистической традиции. Про него говорили, что он похож на смесь Дмитрия Веденяпина и Михаила Айзенберга, но оказалось, что обоих он почти не читал.
- Начнём с провокационного вопроса: вы ожидали победы? Рассчитывали ли вообще на что-либо, идя на награждение?
- Допускал в глубине осторожно, но уверен, конечно, не был. И проговариваешь всё про себя уже после «ого, ничего себе». И потом опять: «Огоо…». Большой, поддерживающий подарок.
- Говорят, что премию «Лицей» дают за умеренность – в первую очередь умеренность поэтики. Согласны ли вы с этим утверждением? Ваши стихи, как кажется, далеки и от традиционных форм, и от радикальных экспериментов «актуальной поэзии».
- Наверное, в самом деле есть стремление к уравновешиванию, компромиссности в выборе. И это не кажется плохим, потому что есть возможность быть замеченным и попасть в списки финалистов, если пишешь и что-то непривычное, ищущее, и вполне традиционное. И, наверное, вообще самое хорошее – удерживать во внимании и показывать разные крылья, существующие направления развития, устраивать возможность их встречи, виденья, слышанья друг друга.
- Опишите ваш творческий путь: с чего он начался и как привёл вас к нынешним стихам? На кого вы ориентировались, а чьих влияний, может быть, избегали?
- Подспудно, медленно, постепенно путь начинался - и сам собою: пытаешься что-то ухватывать, записывать, как стеклодувы – выдувать из пришедшей вдруг зернинки. И конечно, часто оглядываешься на написанное и думаешь: ну и что, ну и что это такое, горькие слёзы, жгучие несуразности. Но иногда – находит, навевает, и тогда что-то и как-то, как шьющиеся нитки, соединяется, и не думаешь вовсе в этом момент о качестве – просто как бы вправляешься в дыхание, и дышишь.
Ориентация на кого-то тоже, наверное, происходит неосознанно: просто стараешься рядом вставать, насколько возможно, с теми, кто близок, и от чтения их получаешь иногда радостный импульс. И мы же, надеюсь, и начинаем походить на тех, кого любим – это не подражание, а сопричастность любимому - или хотя бы движение к нему.
- Свою лауреатскую речь вы закончили словами: «милость, милость». А какое место категория милости занимает в вашей поэтике и в вашей жизни?
- Да вот, может быть, очень мало чего-то ещё вообще, кроме милости.
- С недавних пор вы – сотрудник Дома Гоголя. Вам нравится музейная работа? Как считаете, может ли она быть полезный поэту?
- Экскурсионная работа, по сути, радостна: посредничество между культурой и посетителями, которые, как правило, приходят с желанием прикоснуться к тому, о чём им рассказываешь. По поводу полезности – кажется, что, в принципе любая работа или любое событие вообще, без привязки к своей значимости и масштабу, могут быть полезными для пишущего. Дело больше, видимо, в этом особом душевном состоянии, в котором стихи уловляются; почва для этого может быть совсем разной.
- Расскажите о «Книжном в Клубе». Помогает ли работа в книжном магазине быть в курсе современного состояния поэзии?
- Легонько подталкивает к этому. Мы стараемся время от времени проводить в книжном события, связанные с этим: сотрудничали с «Флагами», делали встречи-разборы стихов с Андреем Тавровым, Валерием Шубинским и Борисом Кутенковым, продолжаем проводить поэтические вечера. Одно время записывали подкаст «Диалоги о стихах», где вели разговоры между поэтами разных поколений: Аристовым и Кошелевым, Рубинштейном и Зайцвé, Поповым и Ульянкиной. Записи можно найти в интернете.
- Как вы считаете, важны ли литературные премии для становления молодого поэта? Это увеличение символического капитала или попытка сделать автора частью институции?
- Получение премии или внимания ощущается как большая внутренняя поддержка, ободрение от профессионального сообщества на пути, который во многом проходишь непонятно как, одиночно, кособоко, постоянно проваливаясь. Но, конечно, если и не получаешь что-то – совсем не страшно, и очень много очень хороших авторов могли бы получить вместо меня эту премию. В то же время без этой поддержки сложнее выбираться из всяких внутренних сомнений, слабостей, выходить просто – к самому себе, к воздуху, – и как бы говорить так: «Вот, я как есть, я как умею, – и это не провально, не ошибочно, не ужасно». А оказывается потом – и, может быть, сначала далеко не в твоих же собственных глазах, а в глазах другого, – оказывается, что даже прекрасно, по природе своей, по истоку, который ты в себе и содержишь.
- Вы позиционируете себя довольно обособленно, не примыкаете к московским группировкам и течениям. Как думаете, изменится ли что-то теперь?
- Обособленно себя не позиционирую – но просто ощущаю так и тревожусь об этом. Трудно отчего-то соприкоснуться, подружиться, то есть держать добрый, обоюдно совпадающий канал связи с кем-то. А быть с другими – в этом всегда есть потребность.
- Начнём с провокационного вопроса: вы ожидали победы? Рассчитывали ли вообще на что-либо, идя на награждение?
- Допускал в глубине осторожно, но уверен, конечно, не был. И проговариваешь всё про себя уже после «ого, ничего себе». И потом опять: «Огоо…». Большой, поддерживающий подарок.
- Говорят, что премию «Лицей» дают за умеренность – в первую очередь умеренность поэтики. Согласны ли вы с этим утверждением? Ваши стихи, как кажется, далеки и от традиционных форм, и от радикальных экспериментов «актуальной поэзии».
- Наверное, в самом деле есть стремление к уравновешиванию, компромиссности в выборе. И это не кажется плохим, потому что есть возможность быть замеченным и попасть в списки финалистов, если пишешь и что-то непривычное, ищущее, и вполне традиционное. И, наверное, вообще самое хорошее – удерживать во внимании и показывать разные крылья, существующие направления развития, устраивать возможность их встречи, виденья, слышанья друг друга.
- Опишите ваш творческий путь: с чего он начался и как привёл вас к нынешним стихам? На кого вы ориентировались, а чьих влияний, может быть, избегали?
- Подспудно, медленно, постепенно путь начинался - и сам собою: пытаешься что-то ухватывать, записывать, как стеклодувы – выдувать из пришедшей вдруг зернинки. И конечно, часто оглядываешься на написанное и думаешь: ну и что, ну и что это такое, горькие слёзы, жгучие несуразности. Но иногда – находит, навевает, и тогда что-то и как-то, как шьющиеся нитки, соединяется, и не думаешь вовсе в этом момент о качестве – просто как бы вправляешься в дыхание, и дышишь.
Ориентация на кого-то тоже, наверное, происходит неосознанно: просто стараешься рядом вставать, насколько возможно, с теми, кто близок, и от чтения их получаешь иногда радостный импульс. И мы же, надеюсь, и начинаем походить на тех, кого любим – это не подражание, а сопричастность любимому - или хотя бы движение к нему.
- Свою лауреатскую речь вы закончили словами: «милость, милость». А какое место категория милости занимает в вашей поэтике и в вашей жизни?
- Да вот, может быть, очень мало чего-то ещё вообще, кроме милости.
- С недавних пор вы – сотрудник Дома Гоголя. Вам нравится музейная работа? Как считаете, может ли она быть полезный поэту?
- Экскурсионная работа, по сути, радостна: посредничество между культурой и посетителями, которые, как правило, приходят с желанием прикоснуться к тому, о чём им рассказываешь. По поводу полезности – кажется, что, в принципе любая работа или любое событие вообще, без привязки к своей значимости и масштабу, могут быть полезными для пишущего. Дело больше, видимо, в этом особом душевном состоянии, в котором стихи уловляются; почва для этого может быть совсем разной.
- Расскажите о «Книжном в Клубе». Помогает ли работа в книжном магазине быть в курсе современного состояния поэзии?
- Легонько подталкивает к этому. Мы стараемся время от времени проводить в книжном события, связанные с этим: сотрудничали с «Флагами», делали встречи-разборы стихов с Андреем Тавровым, Валерием Шубинским и Борисом Кутенковым, продолжаем проводить поэтические вечера. Одно время записывали подкаст «Диалоги о стихах», где вели разговоры между поэтами разных поколений: Аристовым и Кошелевым, Рубинштейном и Зайцвé, Поповым и Ульянкиной. Записи можно найти в интернете.
- Как вы считаете, важны ли литературные премии для становления молодого поэта? Это увеличение символического капитала или попытка сделать автора частью институции?
- Получение премии или внимания ощущается как большая внутренняя поддержка, ободрение от профессионального сообщества на пути, который во многом проходишь непонятно как, одиночно, кособоко, постоянно проваливаясь. Но, конечно, если и не получаешь что-то – совсем не страшно, и очень много очень хороших авторов могли бы получить вместо меня эту премию. В то же время без этой поддержки сложнее выбираться из всяких внутренних сомнений, слабостей, выходить просто – к самому себе, к воздуху, – и как бы говорить так: «Вот, я как есть, я как умею, – и это не провально, не ошибочно, не ужасно». А оказывается потом – и, может быть, сначала далеко не в твоих же собственных глазах, а в глазах другого, – оказывается, что даже прекрасно, по природе своей, по истоку, который ты в себе и содержишь.
- Вы позиционируете себя довольно обособленно, не примыкаете к московским группировкам и течениям. Как думаете, изменится ли что-то теперь?
- Обособленно себя не позиционирую – но просто ощущаю так и тревожусь об этом. Трудно отчего-то соприкоснуться, подружиться, то есть держать добрый, обоюдно совпадающий канал связи с кем-то. А быть с другими – в этом всегда есть потребность.
Читать по теме:
Том Йорк перерабатывает альбом Radiohead для новой постановки «Гамлета»
А название нового прочтения Шекспировской пьесы обыгрывает название музыкального альбома.
Рассекречены любовные письма Томаса Элиота
Они посвящены американке Эмили Хейл, поэт написал ей более тысячи писем