Николай Кононов. И ноты между рамами набились

Чем это интересно

Николай Кононов – значительная фигура петербургской поэзии, начиная с восьмидесятых. Его поэтику успели окрестить метафизическим или метафорическим реализмом. Реализм, пожалуй, в том, что в каждом стихотворении мы сталкиваемся с жизнью в ее плоти, осязаемой, обладающей запахами, звуками. Пожалуй, во всей реальности Кононова интересует прежде всего ее плоть, которая существует при этом только в прустовском облаке ассоциаций, контекстов, нюансов. В центре зарисовки могут оказаться ощущения ступни в тугих мокасинах. Но дальше читатель погружается в пространство импровизации, откровенно эстетской, блаженной, замедленной, чувственной, театральной, сентиментальной. Ее цель, как кажется, - извлечь полноту мгновенья, показать ее насыщенность и изысканную неповторимость. Эта речь изображает говорящего даже в большей степени, чем говоримое. Поэтическая речь настолько странна, что сразу выводит восприятие из состояния автоматизации, резко замедляет восприятие. И когда пойман нужный темп, мы способный рассмотреть язык настолько выделанный и отдающий неспешной античностью, что ему уже не нужны строгие привычные формы, рифмы во многих стихотворениях выглядели бы излишеством.

Справка о поэте

Николай Михайлович Кононов – поэт, прозаик, арт-критик, издатель. Родился в 1958 году в Саратове, там же окончил физфак университета, а в Ленинграде в 1985-м аспирантуру философского факультета ЛГУ, работал в средней школе, в издательстве «Советский писатель» (Ленинградское отделение), в 1993-м основал издательство ИНАПРЕСС.

Автор 10 книг стихов, среди которых «Пловец» (Л., 1989), «Лепет» (СПб.: Пушкинский фонд, 1995), «Поля» (СПб.: ИНАПРЕСС, 2005), «Пьесы» (СПб.: ИНАПРЕСС, 2019), также написал несколько романов и книгу новелл. Лауреат и дипломант различных литературных премий, среди которых премия Андрея Белого (2009).

***

Приоткрывает пиво пенное

Нутро бессонное бестенное

Рифмует в струи речь молчащую

Не заблудиться в страшной чаще ей

Мужичьей слизи, бабьей немочи

И златоустами однажды неучи

Очнутся в гуще жизни вечной

Там не прилечь нам…

***

Музы́ки кислые, и ноты между рамами набились,

Мушиным роем вылетев из партитур волшебных,

Хитином черным став, как будто дачный домик продается

Со скарбом прошлым дорогим, бесценным, безнадежным…

Любить любовь свою – за то она любовно умирает,

Лю-лю невыносимые лия, и разливается подобно

Какой-то пташке боже мой…

Вот так, вот так, вот так…

***

Нокия, ты тайн моих хранительница,

Утешительница, щебетунья,

Денежек моих держательница,

Умираешь.

Мошкарой подхваченная Псюхе

Сеть не видит,

Кнопку тискую глухую -

Ах-ты, ах-ты.

Вот оно пустое

Бессловесное

Батарейкой навзничь запрокинутое

Сердца, сердца

Колготня неугомонная…

Из грудины вынутая.

***

Покукситься, всплакнуть и выдохнуть земным молозивом:

- О непроглядный морок мой, моя прозрачная могила –

Все замерло давно ноябрьским холодом с сухой травинкой русской

Под подбородком родины, куда дотягивался Велимир.

Защекотал он небо в гром-году, оно – гляди – бушует про то, как 

Бедный Юрий вьет в лугах обмотки наобум,

Чтоб набрести на запахи подруг-чистюль своих любезных:

Им на спиртовке вьёт кофейную хандру цикорий-желудо_́к.

Белья разлад, подвязок обморок глубокий, бретелек колготня,

С любимых уст на посошок помады крошку пригуби,

Вперед-вперед-вперед теперь, там патефон разлуку на шампу_́р

Нанижет скоро с мясом пятилеток наших страшных…

***

Слова зашевелились сладко:

                                  Люблю-люблю трамвая шум наклонный,

Что вспять по мне идет, разбитой улицы отраду теребя,

На дымчатом ходу обломки тротуара нежат так сладимо

Тугие мокасины – их папа мне привез из незакатных стран.

Там все батальи с иудеями арабы квелые бесславно проиграли,

Они в песке своем, гнездо вия, способны лишь

На сон укромный, - так их многоэтажно мой папа матом крыл,

Но юфть волшебная мой окрыляла ход…

***

Счастливые у водомета многоструйного снимаются толстухи,

Чтоб шум воды им телеса поколебал до нутряного

Сладимого дрожанья женского, чуть студенистого, продольного

Приколы их мушиные сейчас-сейчас заекают в шкатулке…

Жу-жу-жу-жу бормочет тело говорливое, уже, смотри стемнело

Внутри, пока айфоном щелкались и позы принимали,

Фонтан любви цистерну выблевал и стало безразлично

Мне, словно месяцу, осклабиться звезде, погасшей скоротечно…

***

Исчезновенье бумажных книг

Произошло не вмиг,

Было вылито столько говна

В отбеленную целлюлозу, на

Колкие кроны, листвы сень

И выше, не какую-то дребедень,

А самовоспламеняющийся ад

Мощностью в миллиард ватт,

И топка разожгла это ничто,

И всё в ней горит, - говорю.

                           - Да ты что?!!

***

В ночь полутемную, ажурную

Пришел я к стоматологу дежурному

Ужасных мук прекрасной дочери

Проник без очереди

Пародонтоз поборет кариес

Щербатозубо втянет арию

О наступлении распада

Над оркестровой ямой ада

Там едкий свист предстанет лирою

Пока я жуть в себе пальпирую…

***

Облака за горизонтом приседающие, безнадежно голубеющие, снулые,

Мне устройство ваше представляется как дважды два,

Все не умираете, и Лермонтов ваш мир над Машуком разглядывал,

Партитуру всепогодную вия.

Синий к белому подходит, очи проглядишь, как нравится

Тискаться им в линии соприкосновенья – ох и ах!

Ничего людского в них как будто бы,

Кроме обмиранья и тиканья в висках…