Дмитрий Мережковский: той песней вполне не успел он еще насладиться

Монах

(Легенда)

 

Над Новым Заветом склонился монах молодой,

      Он полон святой, бесконечной отрады;

      На древнем пергаменте с тихой зарей

           Сливается отблеск лампады;

      И тусклые желтые грани стекла

      В готических окнах денница зажгла.

Прочел он то место, где пишет в послании Павел:

      «Как день перед Господом — тысячи лет!» —

                   И Новый Завет

                   В раздумье оставил

      Смущенный монах, и, сомненьем объят,

Печальный идет он из кельи, не видит, не слышит,

             Как утро в лицо ему дышит,

      Как свеж монастырский запущенный сад.

Но вдруг, как из рая, послышалось чудное пенье

Какой-то неведомой птицы в росистых кустах —

                  И в сладких мечтах

                   Забыл он сомненье,

            Забыл он себя и людей.

Он слушает жадно, не может наслушаться вволю,

      Всё дальше и дальше, по роще и полю

                   Идет он за ней.

Той песней вполне не успел он еще насладиться,

Когда уж заметил, что — поздно, что с темных небес

Вечерние росы упали на долы, на лес,

             Пора в монастырь возвратиться.

Подходит он к саду, глядит — и не верит очам:

Не те уже башни, не те уже стены, и гуще

             Деревьев зеленые кущи.

             Стучится в ворота. «Кто там?» —

      Привратник глядит на него изумленный.

      Он видит — всё чуждо и ново кругом,

      Из братьев-монахов никто не знаком...

      И в трапезу робко вступил он, смущенный.

«Откуда ты, странник?» — «Я брат ваш!» — «Тебя никогда

Никто здесь не видел»... Он годы свои называет —

Те юные годы умчались давно без следа...

             Седая, как лунь, борода

                   На грудь упадает.

             Тогда из-за трапезы встал

Игумен; толпа расступилась пред ним молчаливо,

Он кипу пергаментов пыльных достал из архива

                   И долго искал...

      И в хронике древней они прочитали

      О том, как однажды поутру весной

Пошел из обители в поле монах молодой...

Без вести пропал он, и больше его не видали...

             С тех пор три столетья прошло...

             Он слушал — и тенью печали

                   Покрылось чело.

«Увы! три столетья... о, птичка, певунья лесная!

      Казалось — на миг, на один только миг

Забылся я, песне твоей сладкозвучной внимая —

Века пролетели минутой!» — и, очи смежая,

Промолвил он: «Вечность я понял!» — главою поник

             И тихо скончался старик.

 

(1889)

   

Чем это интересно

 

Стихотворение-легенда «Монах» входит во второй сборник Дмитрия Мережковского – «Символы» (1892). Издание этой книги было крайне важным для поэта: в нем получили развитие идеи еще зарождающегося на тот момент символизма. С выходом сборника связан один занятный казус. Сначала объявления в прессе не появлялись, а после выхода одного из них Мережковский писал Антону Чехову: «Сегодня, в понедельник вдруг – объявление на первой странице среди других книг: Мережковский – "Символье (!!!)" Что это значит? Я озаглавил книгу "Символы" (Песни и Поэмы). И вместо этого Символье – что-то похожее на Воронье».

Опечатка стала – извините за каламбур – символичной: отклики критиков были довольно резкими и недоброжелательными. Ряд претензий был связан как раз с понятием «символа». В «Автобиографической заметке» Мережковский писал: «"Какие символы? Что значит: символы?" – спрашивали меня с недоумением». В рецензии на сборник В.П. Буренин писал: «Почему г. Мережковский наименовал густой и роскошный сад своих песен и поэм "Символами", это своего рода "тайна", которая должна оставаться "в тени" и не может поддаться точному определению критики». О том, что такое символы, многие узнают в 1982 году, когда поэт впервые прочтет доклад «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы», ставший впоследствии программной статьей оформившегося направления.

Критики определяли Мережковского как декадента, а его поэзию называли упаднической – то есть ни о каком нарождающемся направлении речи не шло. В то же время поэт, по его словам, всегда разграничивал понятия декаданса и символизма.

И, конечно, не обошлось и без обвинений в «некоторой мистической складки» сборника. Во многих стихах «Символов» действительно отразились религиозно-философские идеи Мережковского, но их, естественно, следует рассматривать не в контексте банального мистицизма.

Сюжет стихотворения «Монах» восходит к «Легенде об иноке и райской птичке» и к переводной древнерусской повести «О славе небесной и радости праведных вечней» (сборник «Великое зерцало»). В авторской обработке этого сюжета просматривается влияние мировоззрения Мережковского. Лирический герой откладывает Новый Завет, но причина – не в сомнениях в собственной вере, а в попытке самостоятельного, интуитивного осмысления Завета (собственно, этими интуитивными поисками поэт и занимался всю жизнь).

Возможно, на эту легенду можно посмотреть и с точки зрения представлений Мережковского о вечности этих поисков. Философ Николай Бердяев писал о поэте: «…бессилие внутренне разрешить религиозные проблемы, творчески раскрыть новое, небывшее, пророческое приводило Мережковского к вечному ожиданию откровения духа». В связи с этим возникает вопрос о трактовке финала стихотворения: монах, превратившийся в старика, умирает от осознания того, что познал это «откровение духа»? Или потому, что отчаялся его обрести? Думается, однозначный ответ дать невозможно.

 

 

Справка об авторе

 

Дмитрий Сергеевич Мережковский родился 2 (14) августа 1865 года в дворянской семье. Родители часто уезжали в командировки, и дети (в семье Мережковских было 9 детей) оставались с экономкой и няней, которая часто рассказывала сказки и жития. Вероятно, именно ее рассказы стали истоком религиозности поэта.

Мережковский начал писать стихи, учась в гимназии. По его словам, эти стихи были большей частью подражаниями. Тем не менее отец гордился увлечением сына, и в 1880 году устроил ему встречу с Фёдором Достоевским. Мережковский так описывает эту встречу в «Автобиографической заметке»:

«Краснея, бледнея и заикаясь, я читал ему свои детские, жалкие стишонки. Он слушал молча, с нетерпеливою досадою. Мы ему, должно быть, помешали.

– Слабо, плохо, никуда не годится, – сказал он наконец. – Чтоб хорошо писать – страдать надо, страдать!

– Нет, пусть уж лучше не пишет, только не страдает! – возразил отец».

Первая публикация Мережковского (стихотворение «Нарцисс») состоялась в 1881 году. В 1884-м поэт поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета. По его признанию, учеба не принесла ему большой пользы, зато в эти годы Мережковский знакомится со многими известными писателями и поэтами: Яковом Полонским, Владимиром Короленко, Всеволодом Гаршиным и др.

После окончания университета Мережковский уехал на Кавказ и в Боржоме познакомился с Зинаидой Гиппиус: «…очень скоро сделал ей предложение, в ту же зиму, в Тифлисе, женился на ней и вернулся с нею в Петербург». По словам поэтессы, они прожили вместе «52 года, не разлучившись ни на один день». Супруги были очень близки – и в идеологическом, и в творческом плане. Однако их союз (как и многие союзы Серебряного века) сложно назвать «традиционным»: возможно, эти отношения – на современный манер – можно назвать свободными. Впрочем, вокруг личной жизни Мережковского и Гиппиус всегда ходило много слухов.

В 1890-е годы Мережковский читал доклады и писал статьи о новом искусстве символизма, черты которого усматривал в творчестве писателей XIX века: Льва Толстого, Фёдора Достоевского, Ивана Гончарова и др. Статья «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы» стала одним из своеобразных манифестов символизма. В 1892 году вышел его поэтический сборник «Символы», который был принят критикой довольно холодно. Кроме того, Мережковский работает над романами будущей трилогии «Христос и Антихрист». «Смерть богов. Юлиан Отступник» стал первым символистским романом.

В 1900-х годах на квартире у Мережковских «открылись религиозно-философские собрания», в которых принимали участие Василий Розанов, Дмитрий Философов и др. На них не только обсуждались темы, связанные с новым пониманием христианства и его роли в различных аспектах жизни и творчества (строительство «церкви Святого Духа»), но и проводились различные мистические ритуалы, рассказы о которых сохранились в мемуарах современников. Вскоре собрания были запрещены (их направленность вызывала серьезные опасения у власти и церкви), но в 1907 году возродились в рамках «Религиозно-философского общества».

Мережковские не приняли Революцию и были одними из самых ревностных ее противников (в это время Гиппиус пишет ряд резких стихотворений антиреволюционной направленности). Поэт воспринял установление новой власти как наступление «Царства Зверя» (название трилогии Мережковского). В 1919 году супруги уехали из Петрограда. С 1920 года жили в Париже.

В эмиграции Мережковский большее внимание уделяет не литературе, а публицистике: пишет эссе и трактаты, в основном исторической и религиозно-философской направленности. Его 10 (!) раз номинировали на Нобелевскую премию, однако лауреатом Мережковский так и не стал.

В Париже Мережковские жили бедно. Иногда им приходилось менять квартиры, потому что денег все время не хватало. Поэт много работал, сотрудничал с рядом журналов. Возможно, именно такое положение дел впоследствии привело его к физическому и нервному истощению.

В 1941 году, после нападения Германии на Советский Союз, Мережковский выступил на радио с речью, в которой сравнивал Гитлера с Жанной Д’Арк и называл его возможным спасителем России от большевизма (в эмиграции поэт не переставал критиковать советскую власть). После этой речи многие отвернулись от четы Мережковских. Гиппиус не поддерживала взглядов мужа и считала, что они приведут его к гибели. Очень скоро, узнав о зверствах немцев в СССР, поэт изменил свои взгляды.

Дмитрий Сергеевич Мережковский умер 9 декабря 1941 года от кровоизлияния в мозг. На отпевании и похоронах присутствовало лишь несколько человек. Похоронен на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.