Елена Нестерова: я полуеврейка и полуказачка

Я полуеврейка и полуказачка.
Как дед мой говаривал, зорька и ночь.
Немножко чудачка, а впрочем, гордячка,
Великих народов обычная дочь.
Обычных родителей боль и отрада.
Но разве обычными были они?
Еврейской родни близорукие взгляды
Сникали под взглядом казачьей родни.
Их прадедов слово в гробах проклинало,
А деды смирились, хотя и с трудом.
Скрипел, но дышал на изгибе квартала
Еврейско-казачий языческий дом…

1974

Чем это интересно

Ростовский поэт Николай Скребов писал о Елене Нестеровой: «Ради спасения своих книг «Апрельская буря», «Рассветные окна» и других была вынуждена идти на компромиссы с жёстким нормативным редактированием. Однако править стихи в угоду необоснованным, а иногда и провокационным требованиям она отказывалась. Стала складывать отвергнутые или слишком уж «нуждающиеся в доработке» стихи в отдельную папку, на которой написала «Свой черёд». Через несколько лет, обременённая опытом бесполезных пререканий с редактором, рецензентами из редсовета, Елена Нестерова отправляла в ту же папку и новые стихи, судьба которых, по её разумению, была печально предопределена. И сама папка получила новое грустное название – «Молчаливая песня»».

Вероятно, если бы не перестройка, стихотворение о еврейско-казачьем происхождении поэтессы мы бы нее узнали. Стихотворение было опубликовано, уже после смерти Елены.

Нестерова родилась в Ростове-на-Дону, окончила десятилетку, поступила в Ленинградский институт культуры, потом работала методистом в Ростовской областной научной библиотеке имени К. Маркса. В 1964-ом Елена вступила в КПСС, и в этом же году вышел ее первый поэтический сборник.

Первый взгляд как первая тропинка
На дремучей сумрачной земле.
Первый взгляд как первая травинка,
Та, что вызов бросила зиме.
Как поверить в правоту тропинки,
Если всё вокруг – одна тайга?
Как поверить в правоту травинки,
Если та, как ниточка, тонка?
Но впервые брали всё на веру:
Силу камня, доброту огня…
Первый взгляд. Уйду навстречу ветру.
Первый взгляд, не обмани меня.

Трудно сказать, обманул ли первый взгляд Нестерову, или она предчувствовала, что ей предстоит пройти непростой путь. Провинциальному поэту в эпоху застоя надо было быть готовым, например, к дефициту бумаги. Николай Скребов писал: «В те годы издательства, ссылаясь на бумажные лимиты, то и дело вводили в практику планирования всякого рода ограничения. По много лет поэты, неординарно заявившие о себе первыми сборниками, дожидались включения вторых книг в издательские планы».

Второй полновесный сборник стихов Нестеровой «Второе слово» вышел только в 1975 году.

В 1976 году Нестерову приняли в Союз писателей СССР, а в 1979 году Елена Васильевна стала руководителем областного молодёжного литературного творческого объединения «Дон». В работе «Дона» объединения участвовала вся Заозерная школа - Георгий Булатов, Геннадий Жуков, Игорь Бондаревский, Виталий Калашников, Александр Брунько.

Поэтесса Татьяна Крещенская вспоминала: «Женщина она была мягкой и понятливой (светлая ей память!), хорошо всё организовывала».

В общем, Нестерова стала легендой ростовской поэзии. Пусть, главным образом, не как поэт, а как «наставник молодежи».

В своих стихах Нестерова разрабатывала тему «внутреннего мира советской женщины».

Поначалу ее героине, как говорится, «не чуждо ничто человеческое».

Причудам юга не подвластна я.
Чужда мне пестрота курортных пляжей.
У моря там оборваны края.
Меж лежаков и яблоко не ляжет.
И лёгкая влюблённость на любовь
Там наступает весело и нагло.
Над бронзою разгорячённых лбов
Игривый смех – подобие сигнала.
Там отдых подменяют суетой,
Заботами о глянцевом загаре.

Это 1969 год.

Потом наступает время подведения предварительных итогов.

Я в юности внезапно полюбила.
Любимый мне твердил: «Забудь меня!».
То в жар меня бросало, то знобило.
И не было ни ночи мне, ни дня.
Надежде тайной я сдалась на милость.
Тогда меня в дорогу повлекло.
Красивой и нарядной возвратилась,
Но это всё в любви не помогло.
Любимый мне промолвил: «Ты же знаешь…»
Я знала всё… Самой себе во зло
Поссорилась я с ним и вышла замуж.
Но это всё любви не помогло.
Не сгинула непрошеная сила,
И чувство то в бою не полегло.
Я разошлась. Сама вскормила сына,
Но это всё любви не помогло.
Беда в меня, казалось, так и целит.
Но я родной работе предалась:
«Добьюсь успеха, он меня оценит…»
Моя надежда снова родилась.
Теперь, казалось, нам нельзя расстаться.
Он тронул за плечо меня легко:
- Прости, родная… Сила обстоятельств… -
Нет, это всё любви не помогло.
И вновь себе не нахожу я места,
Прошу надежду: «Вновь меня плени!»
Любовь не испарилась, не исчезла.
И, может, в этом – торжество любви…

Граница между лирическим героем и автором у Нестеровой практически отсутствует: в жизни у Елены Васильевны была и дальняя дорога (решив узнать жизнь поближе, она устроилась на теплоход «Иван Франко»), и неудачный брак, и тяжело давшееся материнство.

Кстати, это стихотворение тоже не было опубликовано при жизни автора.

14 августа 1986 года Елена Васильевна Нестерова погибла при невыясненных обстоятельствах.

Вот что пишет на сей счет ростовский поэт Валерий Рыльцов: «Жизнь сложилась так, что в литобъединение я вернулся только в 1985 году, горя желанием прочитать только что написанную «Балладу о браконьерстве». Елена Васильевна встретила радостно: ну что же вас так долго не было? Баллада произвела впечатление, я получил несколько стихотворных отповедей от новых участников «литературного процесса», которые храню как образец редкостного непонимания и стихов, и роли поэта. С Нестеровой же установились доверительные отношения, она жаловалась, что редакторша тормозит издание новой книги, откровенно вымогает взятку. Потом пришла радостная: «Я её разоблачила!» Оказывается, выступила на партийном собрании в Союзе и всё рассказала. Я запаниковал: такие дела надо доказывать, а это невозможно в принципе… «Вы не понимаете, Валера. Товарищи после собрания подходили, жали мне руку, говорили, что давно пора. У них она тоже вымогала». – «Елена Васильевна, да они же вас продадут». Она усмехнулась. Как ни горько, прав оказался я. Редакторша обвинила Нестерову в клевете и потребовала расследования. И те, кто жал руку, отреклись: мол, с ними такого никогда не было, это плод больной фантазии. И с Еленой Васильевной опять произошёл срыв. Мамы рядом уже не было, дальнейшее вырисовывается смутно. Развешивая бельё, она то ли выпала, то ли выбросилась с балкона. Мы – литобъединение – не поддержали её, не помогли. Не догадались…».

Такой поворот Елена предвидела. В 1980 году она написала:

Редко плачу. А всё же заплакала.
Поняла: равнодушны друзья,
И топорщилась туча заплатою
На весёлой канве бытия.

Чудо жизни обыденным сделалось.
Грустный гром громыхнул и затих.
Я-то верила, я-то надеялась
На друзей, на внимание их.

Все как будто бы чинные, умные.
Все как будто бы в дружбе клялись.
Не простить их? Но в годы неюные
Ни к чему молодой нигилизм.

Может быть, ненароком обидели,
А быть может, нарочно, всерьёз?..
Хорошо, что друзья не увидели
Этих мыслей, сомнений и слёз.