Король Времени Велимир Хлебников

1. «Заклятие смехом» (1909)

Заклятие смехом

О, рассмейтесь, смехачи!

О, засмейтесь, смехачи!

Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно,

О, засмейтесь усмеяльно!

О, рассмешищ надсмеяльных – смех усмейных смехачей!

О, иссмейся рассмеяльно, смех надсмейных смеячей!

Смейево, смейево,

Усмей, осмей,

Смешики, смешики,

Смеюнчики, смеюнчики.

О, рассмейтесь смехачи!

О, засмейтесь, смехачи!

«Заклятие смехом» было напечатано в сборнике «Студия импрессионистов» (1910), в который также вошли стихи других будущих «гилейцев» – Давида и Николая Бурлюков. Это был первый коллективный сборник, в котором появились произведения Хлебникова. До этого он около года был членом символистской «Академии стиха», однако из-за творческих расхождений с символистами публикация его произведений в журнале «Аполлон» не состоялась.

Иоганнес фон Гюнтер, один из частых гостей «башни» Вячеслава Иванова, вспоминал о реакции символистов на хлебниковское стихотворение: «Я до сих пор помню одно стихотворение: он (Хлебников. – Prosodia) столь часто и на удивленье рискованно обыгрывал в нем существительное "смех", что мы просто растерялись». То, что казалось символистам, мягко говоря, странным, естественно, вызвало восторг со стороны будущих футуристов.

«Заклятие смехом», как, впрочем, и весь сборник «Студия импрессионистов», вызвало неоднозначную оценку критиков. А.А. Измайлов утверждал, что Хлебников «может стать знаменитостью как побивший рекорд бессмыслицы». Б. Бразоль был более впечатлительным: «Как кошмар преследуют меня эти бессмысленные вирши, эти тупые углы российского рифмоплетства». Если бы они только знали, что совсем скоро свет увидит эксцентричный «Садок судей»…

Именно «Заклятие…» стало одним из самых известных стихотворений Хлебникова того времени (наряду с «Бобэоби…» и «Кузнечиком»). Более того, сам поэт считал его важной вехой своего творчества: он утверждал, что в нем «были узлы будущего – малый выход бога огня и его веселый плеск. Когда я замечал, как старые строки вдруг тускнели, когда скрытое в них содержание становилось сегодняшним днем, я понял, что родина творчества – будущее. Оттуда дует ветер богов слова».

В конце 1900-х – начале 1910-х годов Хлебников начинает развивать свои идеи, касающиеся реформирования языка поэзии (на чем, собственно, и сошелся с Давидом Бурлюком, Еленой Гуро и др.) Освобождение языка от кондовых правил грамматики и синтаксиса, но самое главное – освобождение слова, его «самовитость», «самоценность». Поэт считал, что русскому языку необходимо вернуть живость народной речи и «право словотворчества». Позже за эту свободу (и за «Заклятие смехом» в частности) Хлебникова высоко оценит Корней Чуковский и даст отповедь его критикам: «И ведь, действительно, прелесть! Как щедра и чарующе-сладостна наша славянская речь! Только тупица-педант может, прочитав эти строки, допытываться, какое же в них содержание, что же они, в сущности, значат. Тем-то они и прельстительны, что не значат ничего». Чуковский считал, что Хлебников дерзнул совершить то, что до этого боялись сделать другие: «Сколько раз наши поэты клялись, что смысл в поэзии, будто, – ничто, а главное, будто, – словесная магия, обаяние напевов и звуков, однако никто не додумался до вот таких смехачей и смехунчиков!».

2. «Бобэоби пелись губы» (1908 – 1909)

             * * *

Бобэоби пелись губы.

Вээоми пелись взоры.

Пиээо пелись брови.

Лиэээй пелся облик.

Гзи-гзи-гзэо пелась цепь.

Так на холсте каких-то соответствий

Вне протяжения жило Лицо.

Еще одно стихотворение, которым прославился Хлебников. Оно было напечатано в нашумевшем сборнике кубофутуристов «Пощечина общественному вкусу» (1912). К этому времени футуризм уже представлял собой неоднородное течение. Вокруг Давида Бурлюка формируется свой кружок, который получил название «Гилея» (он же – группа кубофутуристов) и в который входили Велимир Хлебников, Алексей Крученых, Владимир Маяковский, Бенедикт Лившиц и др.

Сборник открывался одноименной программной статьей, над которой гилейцы работали активно, с бурными обсуждениями. Жена Давида Бурлюка вспоминает: «…текст читался вслух и каждый из присутствовавших вставлял свои вариации и добавления. Отдельные места выбрасывались, заменялись более острыми, угловатыми, оскорбляющими, ранящими мещанское благополучие». Именно из-за «оскорбляющих» и «ранящих» фраз Хлебников в итоге не подписал этот манифест. Дело в том, что среди тех, кому «нужна лишь дача на реке», был упомянут и Михаил Кузмин, которого Хлебников считал своим учителем. Поэт заявил: «Я не подпишу это… Надо вычеркнуть Кузмина – он нежный».

О стихотворениях Хлебникова, опубликованных в «Пощечине…», отзывались по-разному. Кроме банальных обвинений в бессмыслице, появились и положительные отклики, в которых поэт признается мастером. Илья Зданевич, к примеру, назвал его «значительнейшим из молодежи» и «большим поэтом».

В «Бобэоби…» ярко проявилось то, что Хлебников назвал «живописание звуком». Слово «живописание» здесь очень уместно, так как поэт развивает теорию соотношения между звуком и цветом. Ее нельзя назвать открытием Хлебникова: во французской поэзии о связи звука и цвета писали Шарль Бодлер и Артюр Рембо (эта идея реализована, например, в сонете Рембо «Гласные»). О своем стихотворении в 1922 году Хлебников пишет следующее: «Б имеет ярко-красный цвет, а потому губы – бобеоби; вееоми – синий, и потому глаза синие; пиээо – черное».

Интересно, что эту связь подспудно усматривает и Корней Чуковский, говоря о том, что «Виктор Хлебников этой новой свободой слова» и «создавал узоры, орнаменты из этих вольных, самоцветных слов» (курсив наш. – Prosodia).

Конечно, нельзя не сказать и о присущем поэтике Хлебникова словотворчестве и особом внимании к слову как главному компоненту художественной речи. В листовке «Пощечина общественному вкусу», выпущенной вскоре после выхода сборника, поэтом утверждался знаменитый тезис, который впоследствии стал лозунгом всех кубофутуристов: «Долой слово средство, да здравствует Самовитое, самоценное Слово».

3. «Перевертень» (1912)

      Перевертень

(кукси, кум, мук и скук)

Кони, топот, инок.

Но не речь, а черен он.

Идем, молод, долом меди.

Чин зван мечем навзничь.

Голод, чем меч долог?

Пал, а норов худ и дух ворона лап.

А что? Я лов? Воля отча!

Яд, яд, дядя!

Иди, иди!

Мороз в узел, лезу взором.

Солов зов, воз волос.

Колесо. Жалко поклаж. Оселок.

Сани, плот и воз, зов и толп и нас.

Горд дох, ход дрог.

И лежу. Ужели?

Зол, гол лог лоз.

И к вам и трем с Смерти-Мавки*.

* Мавка – ведьма.

Стихотворение издано в сборнике футуристов «Садок Судей II» (1913), который стал своеобразным продолжением одноименного альманаха, вышедшего в 1910 году (на связь между этими эпатажными книгами намекает, например, обложка, сделанная из обоев).

Сборник предваряет небольшой манифест, в котором гилейцы заявляли свое право на лидерство и называли себя «новыми людьми новой жизни». Здесь же были перечислены достижения кубофутуристов и их основные творческие принципы.

«Садок Судей II» вызвал меньший резонанс, нежели предыдущие сборники. В связи с напечатанными стихами Хлебникова примечателен отклик Николая Гумилева, который признавал поэта «самым интересным и сильным» (наравне с Николаем Бурлюком).

В краткой автобиографии «Свояси» (1919) Хлебников признавался, что написал «Перевертень» «в чистом неразумии». Лишь позже поэт понял некий провиденциальный смысл некоторых строк стихотворений и осознал их «как отраженные лучи будущего, брошенные подсознательным "Я" на разумное небо».

Перевертень – то же самое, что и палиндром – слово или строка, которые одинаково читаются справа налево и слева направо. В этой форме как нельзя лучше сочетаются важные для Хлебникова элементы: эвфония, некая магия симметрии. Впоследствии форму палиндрома поэт использует и в поэме «Разин» (1920). Удивительно, что при такой сложной задаче в «Перевертне» почти не встречаются авторские слова.

В стихотворении воплощены те принципы, которые заявлены в предисловии к сборнику: это касается ритма («Хлебников выдвинул поэтический размер – живого разговорного слова»), «богатства словаря». Кроме того, здесь реализуется концепция слова, которое «умирая, рождает миф и наоборот» (вспомним те «лучи будущего», которые поэт усматривал в «Перевертне»).

4. «Числа» (1911, 1914)

                 Числа

Я всматриваюсь в вас, о числа,

И вы мне видитесь одетыми в звери, в их шкурах,

Рукой опирающимися на вырванные дубы.

Вы даруете – единство между змееобразным движением

Хребта вселенной и пляской коромысла,

Вы позволяете понимать века, как быстрого хохота зубы.

Мои сейчас вещеобразно разверзлися зеницы:

Узнать, что будет Я, когда делимое его – единица.

*коромысло – кроме обычного обозначения приспособления для ношения ведер, имеет еще два значения: стрекоза; созвездие Большой Медведицы (комментарий дан по собранию сочинений В. Хлебникова. – Prosodia).

«Числа» были напечатаны в сборнике «Дохлая луна» (1913). В нем вновь продолжается борьба русских футуристов за первенство. В полемике с Томазо Маринетти (название «Дохлая луна» – парафраз его призыва «Убьем лунный свет») Давид Бурлюк провозглашает гилейцев «единственными футуристами мира».

Тематика стихотворения – обращение к числам и к их «сущности» – отражает искания Хлебникова в этой области. Известно, что поэт пытался вывести числовые закономерности и их взаимосвязь с историческими событиями и судьбами народов. В частности, он даже предсказывает революцию 1917 года и Гражданскую войну (ориентировочно в 1917 – 1919 годах). Поэтому Октябрьская революция не стала для него неожиданностью, Хлебников воспринял ее как событие, которое должно было произойти: «Блестящим успехом было предсказание, сделанное на несколько лет раньше, о крушении государства в 1917 году. Конечно, этого мало, чтобы обратить на них внимание ученого мира».

Согласно концепции Хлебникова, существует два значимых числа: 365 и 317. И если первое число не нуждается в комментариях, то появление второго следует объяснить. 317 получено путем вычитания из количества дней в году количества недель в лунном календаре (их 48). Кроме того, 317 состоит из трех сакральных чисел. Впоследствии 317 станет числом Председателей Земного Шара.

Таким образом, числа наделяются Хлебниковым магическим значением; кроме того, они напрямую связаны с историософской концепцией поэта: «Вы позволяете понимать века, как быстрого хохота зубы». Тема чисел встречается как в других художественных произведениях (к примеру, в диалоге «Учитель и ученик»), так и в статьях и эссе («Битвы 1915 – 1917 гг.», «Время – мера мира» и др.)

5. «Печальная новость» (1916)

Печальная новость

8 апреля 1916

Как! И я, верх неги,

Я, оскорбленный за людей, что они такие,

Я, вскормленный лучшими зорями России,

Я, повитой лучшими свистами птиц, –

Свидетели: вы, лебеди, дрозды и журавли! –

Во сне провлекший свои дни,

Я тоже возьму ружье (оно большое и глупое,

Тяжелее почерка)

И буду шагать по дороге,

Отбивая в сутки 365·317 ударов – ровно.

И устрою из черепа брызги,

И забуду о милом государстве 22-летних,

Свободном от глупости возрастов старших,

Отцов семейства

(общественные пороки возрастов старших),

Я, написавший столько песен,

Что их хватит на мост до серебряного месяца…

Нет! Нет! Волшебницы

Дар есть у меня, сестры небоглазой.

С ним я распутаю нить человечества,

Не проигравшего глупо

Вещих эллинов грёз,

Хотя мы летаем.

Я ж негодую на то, что слова нет у меня,

Чтобы воспеть мне изменившую избранницу сердца.

Нет, в плену я у старцев злобных,

Хотя я лишь кролик пугливый и дикий,

А не король государства времен,

Как называют меня люди:

Шаг небольшой, только ик

И упавшее о, кольцо золотое,

Что катится по полу.

«Печальная новость» была напечатана в периодическом сборнике «Временник – 1» (1917), который издавался поэтом-футуристом Григорием Петниковым от имени «Общества Председателей Земного Шара».

Это стихотворение интересно тем, что в нем Хлебников не погружается в свое словотворчество, а обращается к социальной тематике. 8 апреля 1916 года он был призван на военную службу. Поэт пытался избавиться от этой повинности, в связи с чем проходил психиатрические комиссии. Весной 1917 года ему был предоставлен отпуск, из которого Хлебников в армию уже не вернулся. В этот период появляется ряд его антивоенных стихотворений.

Осознание себя как инструмента, винтика военной машины отразилось в строках «хотя я лишь кролик пугливый и дикий, / а не король государства времен». Последний титул поэту присвоил Осип Брик, назвав его «королем времени».

В «Печальной новости» отразились и искания Хлебникова в области чисел и их значений. Вновь появляются сакральные для него числа: «365·317 ударов». В статье «Наша основа» (1919) он поясняет появление этих цифр и связывает совершенно разные явления: «Пехотинец германской пехоты по военному уставу должен делать 81 или 80 шагов в минуту. Следовательно, в сутки он сделает 365x317 шагов, то есть столько шагов, сколько суток содержится в 317 годах – времени одного удара струны человечества. Столько же делает ударов среднее женское сердце».

Не случайно и появление «государства 22-летних»: с точки зрения Хлебникова, люди одного возраста составляют отдельное «государство времени» (как правило, в связи с этой идеей он говорит о молодом поколении). Впоследствии в «Письме двум японцам» (1916) поэт напишет: «Это очень отвечает нашей мысли о мировых союзах юношей и о войне между возрастами. Ведь у возрастов разная походка и языки. Я скорее пойму молодого японца, говорящего на старояпонском языке, чем некоторых моих соотечественников на современном русском». И это представляется вполне логичным: новый мир, который, по предсказанию Хлебникова, уже на пороге, принадлежит молодому, не закованному в кандалы отжившего, поколению.