Всеволод Князев: мы должны плакать, что все еще живы

Когда мы встречаем Новый год —
Мы должны плакать, что все еще живы, —
А мы пьем вина, ведем хоровод…
…Почему глаза твои так красивы?..

…Почему глаза твои так красивы?..
Почему так красиво очерчен твой рот?..
Ах, теперь я знаю — наши чувства не лживы,
Когда мы встречаем Новый год!..

1910

Чем это интересно

Всеволод Князев - начинающий поэт, сын преподавателя словесности Гавриила Михайловича Князева (1858—1919), специалиста по славянофильству.

Князев написал порядка 20 стихотворений, при жизни было опубликовано два.

Мне мнится иногда при блеске лунном ночи,
Что легкой поступью приходишь ты ко мне;
Мне мнится, что глядят лазурным взором очи,
И будто в них весна, и будто всё в весне…

Что будто мрачный сад зацвел с благоуханьем,
И превратился дом в сияющий дворец.
Что будто все полно одним твоим дыханьем,
И светит звёздами твой радужный венец…

Но в царстве звёзд своих бессмертная царица,
Здесь, здесь, в саду — ты миг больной мечты…
О, если б не было в моем саду гробницы,
Куда сойдешь с восходом солнца ты…

1910 год

Это самое первое, опубликованное по протекции Михаила Кузмина стихотворение Князева.

К открытию «Бродячей собаки» Всеволод Князев сочинил гимн, вот фрагмент текста:

Во втором дворе подвал,
В нем – приют собачий.
Каждый, кто сюда попал
Просто бес бродячий.
Но в том гордость, но в том честь,
Чтобы в тот подвал залезть!
Гав!

1911


 Летом 1912 года Кузмин и Князев  задумали вместе издать сборник стихов под названием «Пример влюблённым». Иллюстрировать «Пример» должен был художник Сергей Судейкин. Тогда-то Всеволод Гаврилович и познакомился с женой Судейкина — Ольгой, «коломбиной десятых годов». «петербургской куклой, актёркой» (так охарактеризовала подругу Анна Ахматова).

Ольге Глебовой-Судейкиной к тому моменту уже посвятил стихи Блок («В ресторане»), а Сологуб предупредил:

Под луною по ночам
Не внимай его речам
И не верь его очам,
Не давай лобзаньям шейки, -
Он изменник, он злодей,
Хоть зовется он Сергеи
Юрьевич Судейкин.

Сологуб оказался прав.  

Ольга не развелась с Сергеем. «Нарядная, обаятельно женственная, всегда окруженная роем поклонников, она была живым воплощением своей отчаянной и пряной эпохи», — вспоминал Корней Чуковский полвека спустя.

Эпоха допускала такого рода любовные треугольники и квадраты. Судейкина стала для Князева предметом поклонения, Коломбиной.

Вы — милая, нежная Коломбина,
Вся розовая в голубом.
Портрет возле старого клавесина
Белой девушки с жёлтым цветком!

Нежно поцеловали, закрыв дверцу
(А на шляпе жёлтое перо)...
И разве не больно, не больно сердцу
Знать, что я только Пьеро, Пьеро?

Или так:

Сонет (Пьеро, Пьеро, — счастливый, но Пьеро я!)

Пьеро, Пьеро, — счастливый, но Пьеро я!
И навсегда я быть им осужден.
Не странно ли — нас четверо и трое,
И я один влюблен — и отделен!
Ах, рая дверь мне преграждают двое,
Но в «первый рай» я все равно введен, —
Пусть Арлекин закутан в плащ героя.
Моей любви не уничтожит он!
Я видел смех, улыбки Коломбины,
Я был обвит кольцом прелестных рук…
Пусть я — Пьеро, пусть мне победа — звук,
Мне не страшны у рая Арлекины,
Лишь ты, прекрасная, свет солнца, руки
Не отнимай от губ моих в разлуке.

В марте 1913 года рижские газеты написали: «Проживающий по Церковной ул. № 45 вольноопределяющийся 16-го гусарского Иркутского полка потомственный дворянин Всеволод Князев из браунинга выстрелил себе в грудь».

Какие мотивы двигали Князевым, трудно сказать. Всеволод умер 5 апреля (по старому стилю). Спустя три дня он был похоронен в Петербурге.

Кузмин посвятил Князеву - цикл стихотворений «Осенний май».

Единственный мой чтец, внимательный и нежный,
Довольство скромно затая,
Скажи, сказал ли ты с улыбкою небрежной:
"Узнать нетрудно: это я"?

«Гусарский мальчик с простреленным виском» появляется у Кузмина в поэме «Форель разбивает лёд» (1929). Этот мальчик - один из гостей поэта, собранных  на новогднюю вечеринку его памятью.

Непрошеные гости
Сошлись ко мне на чай,
Тут, хочешь иль не хочешь,
С улыбкою встречай.

В 1940 году Лидия Чуковская принесла поэму Кузмина Ахматовой. Можно сказать, что Кузмин вдохновил Ахматову на «Поэму без героя». Анна Андреевна тоже решила вспомнить 1913 год и его героев. Тем более что сама была активной участницей «ночной жизни» Петербурга. Может быть, она вспомнила стихотворение Георгия Иванова «Январский день» (1922).

Январский день. На берегу Невы
Несется ветер, разрушеньем вея.
Где Олечка Судейкина, увы!
Ахматова, Паллада, Саломея?

Все, кто блистал в тринадцатом году —
Лишь призраки на петербургском льду.
Вновь соловьи засвищут в тополях,
И на закате, в Павловске иль Царском,

Пройдет другая дама в соболях,
Другой влюбленный в ментике гусарском…
Но Всеволода Князева они
Не вспомнят в дорогой ему тени.


У Кузмина Ахматова взяла ассоциативный принцип построения поэмы и метрическую схему, очень близкую к кузминской.

По словам самой Ахматовой, поэма была начата в Фонтанном доме в ночь на 27 декабря 1940 года, когда были написаны два фрагмента первой части («1913») и «Посвящение». Толчком к её созданию как раз и стали воспоминания об истории Пьеро (Всеволод Князев), Коломбины (Ольга Судейкина) и Арлекина (Михаил Кузмин).

В 1959 году Ахматова вспоминала историю, вдохновившую ее на поэму так: «Картина, выхваченная прожектором памяти из мрака прошлого, — это мы с Ольгой после похорон Блока, ищущие на Смоленском кладбище могилу Всеволода. «Это где-то у стены», — сказала Ольга, но найти не могли. Я почему-то запомнила эту минуту навсегда».

Как считает исследователь творчества Ахматовой Роман Тименчик, еще «одним из толчков к написанию поэмы было перечитывание Ахматовой старых бумаг в своем архиве, в том числе, по-видимому, и оставшихся от уехавшей в 1924 году из России Ольги Глебовой-Судейкиной… Среди бумаг Судейкиной, вероятно, находились и стихи Всеволода Князева. Так Ахматова прикоснулась к истории чужой жизни, оборвавшейся за год до первой мировой войны».

Первое посвящение поэмы адресовано Всеволоду Князеву.

" …а так как мне бумаги не хватило,
Я на твоем пишу черновике.
И вот чужое слово проступает
И, как тогда снежинка на руке,
Доверчиво и без упрека тает.

Стихи Князева «проступают» в «Поэме без героя» по меньшей мере, трижды. Эпиграф к главе «четвёртой и последней» взят из стихотворения Князева (написано в декабре 1912 года): «Любовь прошла и стали ясны/ И близки смертные черты».

Еще есть "поцелуйные плечи" и "путь из Дамаска". Вероятно, они тоже появились в ахматовской поэме благодаря Князеву.

Роман Тименчик обратил внимание, что у Кузмина в поэме встреча живых и мертвых происходит под новый год.

Слышно, на часах в передней
Не спеша двенадцать бьет...
То моя форель последний
Разбивает звонко лед.
Живы мы? и все живые.
Мы мертвы? Завидный гроб!
Чтя обряды вековые,
Из бутылки пробка - хлоп!
Места нет печали хмурой;
Ни сомнений, ни забот!
Входит в двери белокурый,
Сумасшедший Новый год!

И эта встреча - сюжетообразующий принцип начала ахматовской "Поэмы". И у Ахматовой, и у Кузмина смешение покойников с живыми происходит под новый год.

К Кузмину приходит Князев, к Ахматовой – Судейкина.

«Одним из источников кузминского и ахматовского текстов могло быть стихотворение Князева: Когда мы встречаем Новый год - Мы должны плакать, что все еще живы...», - считает Тименчик.