Перевод классики на язык палиндрома

Революция на языке палиндрома: Блок и Маяковский в поэтических трансформациях / авторы-сост. А.А. Балашова и И.В. Чудасов. – СПб.: Изд-во Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2020. – 232 с.

У каждого из нас в подсознании есть маленький чуланчик, хранящий знания со школьных уроков литературы. Один помнит, что роза упала на лапу Азора, другой знает, что это палиндром (т.е. фраза, которая с равным успехом читается слева направо и справа налево), самый прозорливый уточняет, что палиндром про Азора написал Фет. Чаще всего таким скромным багажом юного филолога сведения о палиндромах и ограничиваются, поэтому название недавно вышедшей книги может показаться вздором: какой у палиндрома может быть язык и причём здесь Блок и Маяковский? И это первое недоумение, которое нам придётся пережить, ознакомившись с книгой, всего их будут «тьмы, и тьмы, и тьмы».

От издательства Европейского университета (особенно если речь идёт о серии Avant–garde) всегда ждёшь чего-то нестандартного, но обстоятельно прокомментированного, и всегда дожидаешься. Недавно вышедшая книга о палиндромической поэзии по характеру соответствует общему замыслу книг серии: она об авангардистском комбинаторном эксперименте, «эстетическом вызове», который бросили искусству два автора – Александр Кондратов и Борис Гольдштейн. Здесь читатель вправе удивиться ещё раз, ведь оказывается, что революционные поэмы Маяковского и Блока – не совсем в центре анализа, они являются материалом для осмысления и творческой трансформации.

Первая часть книги содержит полные тексты палиндромических поэм Кондратова «Укор сроку» и Гольдштейна «Укол Блоку». Способ подачи этих текстов удивителен и удобен: на одной странице печатается текст «на языке оригинала» (фрагменты поэмы Маяковского или Блока), на параллельной – текст «на языке палиндрома» (фрагменты поэм Гольдштейна и Кондратова). Так создаётся ощущение, что происходит необычный перевод с поэтического русского на русский палиндромный, но не менее поэтический. Поэмы-палиндромы читаются небыстро, хотя бы потому, что велик соблазн подловить автора и найти строчку, читающуюся правильно только в одну сторону, но нужно отдать должное авторам – подловить не получится. Гора палиндромов, возведённая Гольдштейном и Кондратовым, пугает своей высотой и сложностью в покорении, но очаровывает и заставляет пройти путь от подножия до пика.

Александр Кондратов – переводчик Владимира Маяковского

Александр Михайлович Кондратов (1937 – 1993) – филолог, автор книг о ритмике Владимира Маяковского. Свою «поэму-перевертень» (чувствуется близость к Велимиру Хлебникову) он писал менее года и посвятил полувековому юбилею революции. В комментарии к первому изданию автор мечтательно понадеялся, что «будут "проходить" юбилейный "Укор сроку", как "проходили" когда-то поэму "Хорошо"». Начинается палиндромическая поэма Кондратова так:

Тот

год массам – дог.

Туг жгут.

Ареса сера

и жуть. Тужи,

голод, цен жнец, долог! (с. 10)

Поэма Александра Кондратова состоит из пяти частей и содержит 502 строки (1399 слов); для сравнения напомним, что в поэме Маяковского «Хорошо!» девятнадцать глав и более трёх тысяч строк. Кондратов не стремился к точному воспроизведению событийной канвы текста-оригинала, он лишь очертил контур того, о чём писал Маяковский. Приведём типичный образец такой трансформации. В 10-й части поэмы «Хорошо» Маяковский пишет:

Траншеи,

машинами выбранные,

сапёрами

Крым

перекопан, –

Врангель

крупнокалиберными

орудует

с Перекопа (с. 31)

В четвёртой части поэмы «Укор сроку» фрагмент закодирован палиндромами так:

…О, мимо, мимо!

И кипа пик, и

мечи – ничем!

А Врангель лёг на рва

тенёт.

Мизерере зим. Туго могут!

Мизерере зим

ещё как, ещё

как

туго могут! (с.30)

Соединительные мостики двух поэм – фигура Врангеля и общий «милитаристский» дух текстов. Достаточно ли передачи этих контуров для того, чтобы заключить, что трансформация удачна, – вопрос, пожалуй, дискуссионный. Интереснее выделить ключевой мотив, побудивший Кондратова на создание такой необычной трансформации. Вообще творческая биография автора поэмы-палиндрома впечатляет, а судьба шокирует: он написал более двадцати поэтических книг и пятьдесят две научно-популярные, тираж которых, по словам К. Корчагина, составляет более пяти миллионов экземпляров, но это не принесло ему славы: в истории литературы если и отведено для него место, то очень скромное.

В 1950-х – 1980-х годах ведущей системой стихосложения была силлабо-тоническая, но многие поэты искали пути её преодоления и обновления. Этим объясняется то, что художественное творчество Кондратова представляет собой широкий диапазон экспериментальной поэзии: брахиколоны (стихи из одних ударных слогов), акростихи, гигатусы (стихи, состоящие в основном из гласных). Желание Кондратова создать поэму-палиндром кажется на этом фоне очередным шагом в расширении экспериментального диапазона поэзии. Поэт учёл, что палиндромические поэмы писали и до него, поэтому и представил новый способ подачи материала – поэма-палиндром, трансформирующая другую поэму (её выбор был продиктован, видимо, любовью к Маяковскому и революции).

Борис Гольдштейн в диалоге с Александром Блоком

Борис Наумович Гольдштейн (1937 – 2011) – учёный-биофизик (удивляемся ещё раз!), который долгие годы создавал свою палиндромическую поэму «Укол Блоку». Автор поставил перед собой наитруднейшую задачу: не просто перевести поэму Блока на язык палиндрома, а ещё и с помощью такого перевода показать, «где А. Блок услышал "музыку революции", а где он терял слух» (с. 42). Гольдштейн обнаружил палиндромы в генетическом языке и даже написал об этом статью в журнал «Химия и жизнь».

Поэма Гольдштейна состоит из 408 строк (1289 слов), в ней видна особая точность в переводе с блоковского языка на палиндромический. Поэму «Двенадцать» Гольдштейн считал сосредоточением достижений поэта в звуковом и ритмическом отношении, поэтому считал особенным успехом то, что ему удалось передать порыв ветра, ритм и основные контрасты поэмы Блока посредством палиндромов.

Сопоставим два фрагмента поэм. Из первой части поэмы Блока:

А вон и долгополый –

Сторонкой – за сугроб…

Что нынче невесёлый,

Товарищ поп? (с. 47)

Перевод на язык палиндромов Гольдштейна таков:

А вон снова –

Поп как поп,

Долгопол поп – лопоглод!

Отче, что

Хитр, тих?

Или били?

А был – глыба! (с. 46)

Сходство текстов очевидно и не требует обширных пояснений, а работа с палиндромами вызывает эстетический восторг: Гольдштейн тщательно подбирает палиндромические ряды, использует точные парафразы, переносит все образы из «Двенадцати».

«Укол Блоку» – уникальный эксперимент: Гольдштейн трансформировал все части поэмы Блока (а не избранные, как Кондратов), сохранил там, где это возможно, ритмику, а значит, создал первый перевод поэмы с поэтического языка на язык палиндрома.

Во второй части книги представлен обширный комментарий А. Балашовой к поэмам и краткая историческая справка И. Чудасова о палиндромической поэзии. Палиндром, по Балашовой, «привлекал авангардистов как поэтическая маргиналия, "эстетический вызов" (термин А. Флакера) и – парадоксальным образом – как средство расширить привычные языковые возможности, а не ограничивать их» (с.77).

Авторы-палиндромисты накладывают на себя двухуровневое ограничение: во-первых, использовать строки, одинаково читающиеся слева направо и справа налево, во-вторых, «поддерживать своеобразную игру с претекстами». А. Балашова детально анализирует поэмы Кондратова и Гольдштейна, соотнося их одновременно и друг с другом, и с претекстами, и считает важным, что использование палиндрома как основного строительного элемента и «обращение к претекстам становится для авторов поэм своеобразным вызовом и одновременно дополнительным ресурсом и делает поэмы беспрецедентными авангардными проектами» (с.101).

Из истории комбинаторной поэзии

И. Чудасов даёт определение комбинаторной поэзии, прослеживает историю её возникновения и восприятия. Начальная точка комбинаторной поэзии сродни байке о Ньютоне и яблоке, с той лишь разницей, что в центре – поляк Луллий, который «увидел на листьях маленького чечевичного куста буквы разных алфавитов. Под воздействием ветра листья двигались и сочетались в различных комбинациях, образуя слова и фразы с разных языков. Из возможностей этих языков Луллий постиг, что всё в мире едино и может быть образовано как комбинация небольшого числа основных элементов…» (с. 109–110). В статье Чудасова для юных палиндромистов много удивительного: даны ссылки на зарубежные журналы о палиндромии, описаны опыты палиндромической поэзии Гаврилы Державина, Велимира Хлебникова, Николая Ладыгина, Владимира Гершуни, Дмитрия Авалиани, Бориса Гринберга, изображены сверхсложные палиндромы (к примеру, циклопалиндромы, в которых текст замыкается в круг).

Помимо словаря терминов, библиографии и стандартного раздела summary, интерес представляет глава «Визуальная канва истории палиндрома», в которой представлена масса иллюстраций (от портрета отца комбинаторной поэзии Луллия до обложки сборника с двуязычными палиндромами Л. Этьена).

Книга убедительно доказывает, что комбинаторная поэзия имеет непростую историю, что язык палиндрома исчерпаем, но вместе с тем многогранен: на нём можно создавать самостоятельные поэмы, можно поэтически трансформировать существующие. Поэтические трансформации Кондратова и Гольдштейна – это не только впечатляющее зрелище (суммарно почти тысяча палиндромов!), но ещё и революция, совершающаяся на глазах читателей, быть свидетелем которой, несомненно, большая честь.