Маргарита Алигер: больших ожиданий огни

Большие ожидания

Коптилки мигающий пламень.
Мы с Диккенсом в доме одни.
Во мраке горят перед нами
больших ожиданий огни.

О, молодость бедного Пипа,
как тянется к счастью она!
… А в доме ни звука, ни скрипа.
Угрюмо и тихо. Война.

Давно ль в этом доме, давно ли
звучали светло голоса?
Но я не ослепла от боли.
Я вижу вдали паруса.

Моя золотая свобода,
тебя не задушат тоской.
… Конец сорок первого года.
Фашисты стоят под Москвой.

Раскаты недальнего боя.
Больших ожиданий полет.
Петрищевской площадью Зоя
на раннюю гибель идет.

Ее не спасти нам от пытки,
воды не подать, не помочь…
Вокруг полыхают зенитки.
Глухая осадная ночь.

Зловещие контуры зданий.
Ни щелки, ни проблеска нет.
И только больших ожиданий
сердца согревающий свет.

Любовь моя горькая, где ты?
Вернись на мгновение в стих.
Уже я теряю приметы
оборванных нитей твоих.

Но памятью первых свиданий
светлеет жестокий конец.
Зарницы больших ожиданий!
Пленительный трепет сердец!

Какой бы нам жребий ни выпал,
какие б ни грянули дни…
О, молодость бедного Пипа!
Больших ожиданий огни!

Все горше, обидней, иначе,
навыворот, наоборот!
Но рвется упрямо к удаче
больших ожиданий полет.

Как сходны с невзгодой невзгода
в таинственной доле людской.
… Конец сорок первого года.
Фашисты стоят под Москвой.

Но в пору жестоких страданий
является людям всегда
великих больших ожиданий
знакомая с детства звезда.

Отрадны борьба и лишенья
пути, устремленного к ней.
И даже большие свершенья
больших ожиданий бледней.

(1946)

Чем это интересно

Удивительна сама дата под этими стихами: они написаны вполне официозным поэтом и сразу после Великой Победы (теперь все строго с заглавных букв), а речь в них идет о самом тяжелом моменте войны, когда враг стоял под Москвой. Более того, именем Диккенса, едва ли уместного в таком мрачном контексте, как и любая литература вообще, большие ожидания утверждаются в качестве бытийной основы человека – звезды, знакомой с детства каждому.

Сегодня естественнее было бы ожидать от поэта если не прославления победы, тот хотя бы разработки тем памяти и травмы, тем более на фоне возвращения в 1941 год, связанный для автора еще и с личной трагедией. Осенью этого года Алигер потеряла мужа: он погиб на Смоленщине, в боях под Ярцево, пытаясь задержать прорывающихся к Москве немцев. Поэтесса посвятила ему стихотворения «С пулей в сердце я живу…» и «Музыка», где обещает, что, несмотря на утрату, будет и дальше, как поезда, ждать встречного дня. Так и здесь. Автор хоть и зовет свою горькую любовь на мгновение вернуться в стихи, но уже явно теряет ее реальные приметы в своей памяти. Только памятью первых свиданий светлеет гибель героя. И понятно почему: начало любви всегда озарено большими ожиданиями.

Имя Диккенса, упоминание бедного Пипа, на первый взгляд, придают страшной ситуации конца 1941 года сентиментальный, если даже не инфантильный оттенок. Но в том-то все и дело, что большие ожидания – сама суть человеческой природы, звезда, действительно знакомая каждому с детства. И кажется, поэту было принципиально важно сказать именно после победы слова о том, что «даже большие свершенья / больших ожиданий бледней». Пафос Великой Победы нагнетался и продолжает нагнетаться тем более интенсивно, чем меньше остается ожиданий, особенно больших; вспомним уже ставшую хрестоматийной работу Льва Гудкова «Победа в войне: к истории одного социального символа». Трудно сказать, насколько Алигер могла предвидеть в 1946-м году такое развитие событий, но что большие ожидания важнее свершений, весьма показательно, пусть даже и напрямую связано с общей советской риторикой, всегда нацеленной в бесконечно откладываемое будущее.

Сегодня схлопывание больших ожиданий наблюдается повсеместно. Поэт Сергей Завьялов в интервью Кириллу Корчагину, тоже поэту, признался: «Современный мир непереносим, прежде всего, из-за отсутствия внятного проекта будущего… Приходится признать, что Просвещение, Прогресс и Революция не оправдали возлагавшихся на них надежд и Капитал оказался сильнее Человека» (Сергей Завьялов. Стихотворения и поэмы 1993–2017. М.: НЛО. С. 253).

Что касается России и русской литературы, то здесь во многом оказалось скомпрометировано будущее как таковое. Набоков назвал его в своей «Аде» (1969) шарлатаном при дворе Хроноса. Бродский в 1978 году писал, что в будущее ведут следы государственных преступлений. Правда, он еще вполне отдавал себе отчет в том, что туда же, например, устремлена весной, в час пробуждения от зимней спячки, и вся природа. Но прошло еще немного времени, и, процитируем теперь Дмитрия Быкова*, «советский человек – а постсоветский и подавно – измельчал до крупы, привыкнув отождествлять все великое с большой кровью и жестокими катаклизмами» (Дмитрий Быков. Тринадцатый апостол. Маяковский. Трагедия-буфф в шести действиях. М.: Молодая гвардия, 2016. С. 15). Появление такой привычки у жителей бывшего СССР более чем понятно, но это не отменяет непереносимости жизни в отсутствие всякого внятного проекта будущего и того, что самый простой способ к ней приспособиться – это попросту измельчать.

Урок Маргариты Алигер, пожалуй, в том и состоит, что без больших ожиданий нет не то что большого человека, а человека вообще. По счастью, даль и паруса вдали остаются неустранимы, как минимум в приведенных стихах и в финале «Больших ожиданий»: «Я взял ее за руку, и мы пошли прочь от мрачных развалин… и широкие просторы… расстилались перед нами, не омраченные тенью новой разлуки».

Справка об авторе

Маргарита Иосифовна Алигер (Зейлигер) родилась 24 сентября (7 октября) 1915 года в Одессе в семье адвоката. После школы поступила в химико-технологический техникум, попутно работала на заводе. В 16 лет оставила учебу и перебралась в Москву. Провалив экзамены в институт, устроилась на работу библиотекарем в ОГИЗ (Объединение государственных книжно-журнальных издательств). В 1933-м дебютировала под фамилией Алигер со стихами в журнале «Огонек». На следующий год она поступила в Литинститут. Своими учителями в поэзии считала Владимира Луговского и Павла Антокольского, которые впоследствии активно привлекали ее к переводам, тем самым обеспечивая возможность стабильного заработка.

В Литинституте Алигер проучилась до 1937 года. В этом году она вышла замуж за выпускника Московской консерватории, композитора Константина Макарова-Ракитина. В этом браке родились дочь Татьяна и сын Дмитрий, умерший в младенчестве. Этой трагедии посвящена автобиографическая поэма «Зима этого года» (1938). На стихи жены Макаров-Ракитин сочинил несколько романсов, а также оперу «Невеста солдата» (1940): для нее Алигер написала либретто по повести Валентина Катаева «Я, сын трудового народа...» (1937). Композитор погиб осенью 1941 года на Смоленщине. Алигер уехала в Ленинград и работала военным корреспондентом в блокадном городе.

Еще в 1937 году, во время гражданской войны в Испании, вместе с Константином Симоновым, Евгением Долматовским и Михаилом Матусовским, Алигер написала послание к героическому испанскому народу, и на ее творчество обратил внимание Сталин. В 1939 году она получила первую правительственную награду, орден «Знак почета», а в 1943 году была удостоена Сталинской премии второй степени за поэму «Зоя». Поэма посвящена не только подвигу Зои Космодемьянской, но и мудрости Сталина. В годы оттепели Алигер предложили внести поправки в текст, но она, хотя и принимала искреннее участие в создании оттепельного альманаха «Литературная Москва», отказалась. В 1968 году она написала новое вступление к поэме, где объяснила этот свой отказ. Деньги за премию еще в 1943 году были перечислены автором в Фонд обороны.

В послевоенные годы Алигер много занималась поэтическими переводами – всего около 40 авторов из разных стран. Дочь Татьяна тоже стала поэтом и переводчиком, но в полной мере не успела развить свой дар: она умерла от лейкемии в 1974 году. Маргарита Иосифовна скончалась 1 августа 1992 года. Похоронена на Переделкинском кладбище.

*29 июля 2022 года Министерство юстиции России внесло Быкова в реестр СМИ - "иностранных агентов".