Прости меня, Александра! Твой Лебядкин

На первое июля 1855 года

Как гаснет ввечеру денница в синем море,

От мира отошел супруг великий твой.

Но веровала Русь, и в час тоски и горя

Блеснул ей новый луч надежды золотой…

Свершилось, нет его! Пред ним благоговея,

Устами грешными его назвать не смею.

Свидетели о нем – бессмертные дела.

Как сирая семья, Россия зарыдала;

В испуге, в ужасе, хладея, замерла;

Но ты, лишь ты одна, всех больше потеряла!

И помню, что тогда, в тяжелый, смутный час,

Когда достигла весть ужасная до нас,

Твой кроткий, грустный лик в моем воображеньи

Предстал моим очам, как скорбное виденье,

Как образ кротости, покорности святой,

И ангела в слезах я видел пред собой…

Душа рвалась к тебе с горячими мольбами,

И сердце высказать хотелося словами,

И, в прах повергнувшись, вдовица, пред тобой,

Прощенье вымолить кровавою слезой.

Прости, прости меня, прости мои желанья;

Прости, что смею я с тобою говорить.

Прости, что смел питать безумное мечтанье

Утешить грусть твою, страданье облегчить.

Прости, что смею я, отверженец унылой,

Возвысить голос свой над сей святой могилой.

Но боже! нам судья от века и вовек!

Ты суд мне ниспослал в тревожный час сомненья,

И сердцем я познал, что слезы – искупленье,

Что снова русской я и – снова человек!

Но, думал, подожду, теперь напомнить рано,

Еще в груди ее болит и ноет рана…

Безумец! иль утрат я в жизни не терпел?

Ужели сей тоске есть срок и дан предел?

О! Тяжело терять, чем жил, что было мило,

На прошлое смотреть как будто на могилу,

От сердца сердце с кровью оторвать,

Безвыходной мечтой тоску свою питать,

И дни свои считать бесчувственно и хило,

Как узник бой часов, протяжный и унылый.

О нет, мы веруем, твой жребий не таков!

Судьбы великие готовит провиденье…

Но мне ль приподымать грядущего покров

И возвещать тебе твое предназначенье?

Ты вспомни, чем была для нас, когда он жил!

Быть может, без тебя он не был бы, чем был!

Он с юных лет твое испытывал влиянье;

Как ангел божий, ты была всегда при нем;

Вся жизнь его твоим озарена сияньем,

Озлащена любви божественным лучом.

Ты сердцем с ним сжилась, то было сердце друга.

И кто же знал его, как ты, его супруга?

И мог ли кто, как ты, в груди его читать,

Как ты, его любить, как ты, его понять?

Как можешь ты теперь забыть свое страданье!

Все, все вокруг тебя о нем напоминанье;

Куда ни взглянем мы – везде, повсюду он.

Ужели ж нет его, ужели то не сон!

О нет! Забыть нельзя, отрада не в забвеньи,

И в муках памяти так много утешенья!!

О, для чего нельзя, чтоб сердце я излил

И высказал его горячими словами!

Того ли нет, кто нас, как солнце, озарил

И очи нам отверз бессмертными делами?

В кого уверовал раскольник и слепец,

Пред кем злой дух и тьма упали наконец!

И с огненным мечом, восстав, архангел грозный,

Он путь нам вековой в грядущем указал…

Но смутно понимал наш враг многоугрозный

И хитрым языком бесчестно клеветал…

Довольно!… Бог решит меж ними и меж нами!

Но ты, страдалица, восстань и укрепись!

Живи на счастье нам с великими сынами

И за святую Русь, как ангел, помолись.

 

Чем это интересно

 

Это стихотворение инженер-поручик Федор Михайлович Достоевский написал, находясь на военной службе в Семипалатинске. 

 

18 февраля 1855 года умер Николай I , а  27 марта 1855 года в ознаменование начала царствования Александра II были дарованы «льготы и милости» ряду осуждённых преступников.  А Достоевский, как мы помним, был преступником: 13 ноября 1849 года суд признал его виновным в чтении и недонесении о «распространении преступного о религии и правительстве письма литератора Белинского».

 

Военно-судная комиссия приговорила Ф. М. Достоевского к лишению всех прав состояния и «смертной казни расстрелянием». 19 ноября смертный приговор Достоевскому был заменен на  восьмилетнюю каторгу, которую уже в конце ноября Николай I заменил на четырёхлетнюю, с последующей военной службой рядовым.

 

«На первое июля 1855 года» было вторым «патриотическим» стихотворением Достоевского. Первое было написано еще при жизни Николая I - «На европейские события в 1854 году».

 

Стихотворение про европейские события Достоевский отправил начальнику штаба отдельного Сибирского корпуса генерал-лейтенанту Яковлеву. Тот его переправил  в Петербург начальнику III Отделения Л.В. Дубельту с просьбой поместить его в «Санкт-Петербургских ведомостях»,создав тем самым прецедент возвращения Достоевского на страницы газет и журналов. Но Дубельт в просьбе отказал.

 

Стихотворение «На первое июля 1855 года» было приурочено ко дню рождения императрицы, и было второй попыткой воздействовать на власть с помощью поэзии.

 

Командир отдельного Сибирского корпуса генерал Г.X. Гасфорт, отправляя письмо в Петербург, настоятельно просил военного министра присвоить Достоевскому унтер-офицерский чин.

 

Сегодня стихотворение производит странное впечатление. Во-первых, отдельные его строки звучат издевательски.

 

Но веровала Русь, и в час тоски и горя

Блеснул ей новый луч надежды золотой…

Свершилось, нет его!

 

То есть Николай I умер, и появилась надежда. Вот еще.

 

Ты сердцем с ним сжилась, то было сердце друга.

И кто же знал его, как ты, его супруга?

И мог ли кто, как ты, в груди его читать,

Как ты, его любить, как ты, его понять?

 

Некоторые строки звучат двусмысленно.

 

Прости, прости меня, прости мои желанья;

Прости, что смею я с тобою говорить.

Прости, что смел питать безумное мечтанье

Утешить грусть твою, страданье облегчить.

 

Как Достоевский планировал утешить грусть императрицы?

 

Понятно, что «новый Гоголь» (а к тому моменту Достоевский был известен только как автор «Бедных людей» и «Двойника») не хотел обидеть Александру Федоровну. Он хотел говорить с императрицей на понятном ей языке – языке од и элегий Державина и  Жуковского. Получилась графоманская пародия на эти жанры.

 

20 ноября 1855 года Достоевский был произведен в унтер-офицеры.

 

Весной  1856 года Федор Михайлович написал еще одно «верноподданническое» стихотворение - «На коронацию и заключение мира».  Пародия на неизвестного нам автора.

  

О ты, кто мгновеньем воли

Даруешь смерть или живишь,

Хранишь царей и в бедном поле

Былинку нежную хранишь:

Созижди в нем дух бодр и ясен,

Духовной силой в нем живи,

Созижди труд его прекрасен

И в путь святой благослови!

  

Стихотворение было отправлено Александру II, письмо сопровождалось просьбой о предоставлении Достоевскому права печататься.

 

17 сентября 1856 года Достоевского произвели в прапорщики и приказали «учредить за ним секретное наблюдение впредь до совершенного удостоверения в его благонадежности и затем уже ходатайствовать о дозволении ему печатать свои литературные труды».  Дозволение было получено через год, а  от надзора полиции его освободили только 9 июля 1875 года.

 

Пародийно-гротескный стиль Достоевский довел до совершенства в «Бесах», придумав  поэта капитана Игната Лебядкина, –  по выражению филолога Владимира Новикова, самого впечатляющего графомана в русской литературе. Лебядкин, в свою очередь, сочинил,  как сейчас понятно, одно из самых «влиятельных»  стихотворений русской поэзии – «Таракана».

 

Как мы видим, у автора «Бесов»  было много общего с Лебядкиным: он не только сам сочинял графоманские стихи, но и терроризировал окружающих своими сочинениями.

 

Любопытный штрих –  все три семипалатинских стихотворения Достоевского написаны во время Крымской войны (1853-1856). У капитана Лебядкина эта война присутствует в стихах.

 

Любви пылающей граната

Лопнула в груди Игната.

И вновь заплакал горькой мукой 

По Севастополю безрукий.