Константин Батюшков, поэт-эпикуреец: пять «легких» стихотворений с комментариями

Исследователи творчества К.Н. Батюшкова (1787 – 1855) сходятся во мнении о нем как о смелом новаторе, который смог придать русскому стиху гармонию и красоту, легкость и гармонию. «Чудотворец Батюшков», как именовал его А.С. Пушкин, был одарен разными талантами: писал не только поэтические произведения в самых разных жанрах, из которых излюбленными оставались элегия и послание, но и критические статьи, делал переводы. Родоначальник «легкой поэзии» в русской литературе, Батюшков видит всю глубину и сложность жизни, многоаспектно рассматривает ее диалектику, умея передавать, по верному замечанию Ю. Айхенвальда, «тревоги своей души, ее сладострастие и в радости, и в совести, облекая в стихи удивительной красоты». 

Общепризнано, что наиболее значительны успехи Батюшкова в совершенствовании поэтического языка: именно ему удалось найти и запечатлеть в своих произведениях тот лексикон, который современники назовут «языком сердца». Эта каждодневная работа находилась в полном согласии с кредо Батюшкова: «Уметь поражать слух – не довольно; должно уметь действовать над душой, уметь тронуть сердце, говоря с рассудком». О. Мандельштам утверждает уникальность поэзии К.Н. Батюшкова в своих стихах 1932 года: «Ни у кого – этих звуков изгибы, / И никогда – этот говор валов…» («Батюшков» (1932)). 

Идеал «легкой поэзии», сформулированный К.Н. Батюшковым, основан на требованиях простоты и ясности, но при этом не только допускает, но и позволяет осваивать мир в его противоречивости. Стихотворение «Мои пенаты» - не только поэтическая декларация, но и жизненная программа Батюшкова, который считал возможным воплотить в реальной жизни свою независимость от света, от официальной морали, которые основываются «злате и честях». В своем творчестве он создает идеал гуманизма – представление о прекрасной жизни, которую поэзия украшает мечтами и цветами. Его лирический герой и есть носитель этого идеала, а биографический автор не тождественен этому образу. Автор намеренно отвлечен от достоверности, углубляя сходство со своим лирическим героем в сфере художественного исследования внутреннего мира. В своей поэзии Батюшков воспевает художественно обобщенный духовный образ, это лирическое Я, которое явлено читателю в желаниях и мечтах, поэтому читатель может судить лишь о психологической правдивости образа лирического героя, а не о его исторической достоверности.

Лирический герой Батюшкова – вполне определенная и узнаваемая личность с ее индивидуальными чертами. Судьба отказала Батюшкову в возможности прожить сполна свою жизнь, его поэтический путь был окончен раньше физического существования на тридцать пять лет по причине тяжкого психического недуга, первые признаки которого обозначились уже 1821 году, все более усугубляясь и приведя, в конечном счете, к беспросветному безумию. Но поэтическая судьба в творчестве Батюшкова успела высказаться полно именно в том виде, в каком она представлялась самому автору. И его лирический герой поэтому – беспечный поэт-мечтатель, жрец любви, неги и наслаждения, философ-эпикуреец. Этот созданный поэтом портрет привлекателен, он отражает глубины артистически одаренной души, обращенной не только к прекрасному словесному выражению, но и к изяществу, скульптурности, живописности, к пластичности поэтического преображения.

1. «Выздоровление»: оптимистическая элегия

Как ландыш под серпом убийственным жнеца
   Склоняет голову и вянет,
Так я в болезни ждал безвременно конца
   И думал: парки час настанет.
Уж очи покрывал Эреба мрак густой,
   Уж сердце медленнее билось:
Я вянул, исчезал, и жизни молодой,
   Казалось, солнце закатилось.
Но ты приближилась, о жизнь души моей,
   И алых уст твоих дыханье,
И слезы пламенем сверкающих очей,
   И поцелуев сочетанье,
И вздохи страстные, и сила милых слов
   Меня из области печали -
От Орковых полей, от Леты берегов -
   Для сладострастия призвали.
Ты снова жизнь даешь; она твой дар благой,
   Тобой дышать до гроба стану.
Мне сладок будет час и муки роковой:
   Я от любви теперь увяну.

(1807)

Точная дата создания стихотворения «Выздоровление» неизвестна. По одной из версий оно создано в 1807 – 1809 гг. на основе реального биографического факта: К.Н. Батюшков был влюблен в дочь купца Мюгеля Эмилию, которая ухаживала за ним после ранения, полученного в сражении с войсками Наполеона под Гейльсбергом. Другая версия относит создание стихотворения к периоду после 1815 г., когда поэт уже вспоминает минувшее. Избирая жанром элегию, Батюшков получает возможность не только отдать дань своему любовному чувству, но и возвести его на новую высоту благодаря размышлениям о жизни и смерти, что сообщает любовному стихотворению глубоко философское содержание. В этом произведении лирический герой автобиографичен, он изъясняется пылко и страстно, переходя иногда к сентиментальным интонациям. Явное влияние сентиментализма находим уже в первой стихотворной строке, когда лирический герой сравнивает себя с ландышем. Метафорическое понимание словосочетания «под серпом убийственным» и образ жнеца соотносит поэтический контекст не с реальной жизненной ситуацией, а с образом смерти, зримой и близкой, когда поэт едва не умер от последствий ранения в ногу и ждал «безвременно конца». 

Мифологемы, к которым прибегает Батюшков в этом стихотворении, одновременно и отсылают читателя к предшествующим этапам развития русской лирической поэзии, в частности, к поэзии классицизма и сентиментализма, и дают возможность наполнить эти образы новым художественным содержанием: таковы контекст «парки час настанет», «Эреба мрак густой». Страх смерти застилает собой весь мир, он гиперболизирован: лирический герой чувствует, что и восхода солнца ему уже не дождаться, надежды на выздоровление уже нет. 

Только сила любви возрождает лирического героя к жизни. Он знает, что не имеет смысла ни смерть, ни жизнь, полная страданий. Глубоко эмоционально восприятие героем его возлюбленной: «Дыханье алых уст», «Пламенем сверкающих очей». Батюшкову удается передать ту страсть, с которой герой сталкивается в переживании этого чувства. Примечателен финал стихотворения «Я от любви теперь увяну», но терзания любви созидательны, они лишь усиливают любовь к жизни: «Ты снова жизнь даешь; она твой дар благой, / Тобой дышать до гроба стану».

2. «Мои пенаты»: истинные ценности поэта

Послание к Жуковскому и Вяземскому

Отечески Пенаты,
О пестуны мои!
Вы златом не богаты,
Но любите свои
Норы и темны кельи,
Где вас на новоселье,
Смиренно здесь и там
Расставил по углам;
Где странник я бездомный,
Всегда в желаньях скромный,
Сыскал себе приют.
О боги! будьте тут
Доступны, благосклонны!
Не вина благовонны,
Не тучный фимиам
Поэт приносит вам;
Но слезы умиленья,
Но сердца тихий жар,
И сладки песнопенья,
Богинь пермесских дар!
О Лары! уживитесь
В обители моей,
Поэту улыбнитесь —
И будет счастлив в ней!..
В сей хижине убогой
Стоит перед окном
Стол ветхий и треногой
С изорванным сукном.
В углу, свидетель славы
И суеты мирской,
Висит полузаржавый
Меч прадедов тупой;
Здесь книги выписные,
Там жесткая постель —
Все утвари простые,
Все рухлая скудель!
Скудель!.. Но мне дороже,
Чем бархатное ложе
И вазы богачей!..

Отеческие боги!
Да к хижине моей
Не сыщет ввек дороги
Богатство с суетой;
С наемною душой
Развратные счастливцы,
Придворные друзья
И бледны горделивцы,
Надутые князья!
Но ты, о мой убогой
Калека и слепой,
Идя путем-дорогой
С смиренною клюкой,
Ты смело постучися,
О воин, у меня,
Войди и обсушися
У яркого огня.
О старец, убеленный
Годами и трудом,
Трикраты уязвленный
На приступе штыком!
Двухструнной балалайкой
Походы прозвени
Про витязя с нагайкой,
Что в жупел и в огни
Летал перед полками,
Как вихорь на полях,
И вкруг его рядами
Враги ложились в прах!..
И ты, моя Лилета,
В смиренной уголок
Приди под вечерок
Тайком переодета!
Под шляпою мужской
И кудри золотые
И очи голубые
Прелестница, сокрой!
Накинь мой плащ широкой,
Мечом вооружись
И в полночи глубокой
Внезапно постучись…
Вошла — наряд военный
Упал к ее ногам,
И кудри распущенны
Взвевают по плечам,
И грудь ее открылась
С лилейной белизной:
Волшебница явилась
Пастушкой предо мной!
И вот с улыбкой нежной
Садится у огня,
Рукою белоснежной
Склонившись на меня,
И алыми устами,
Как ветер меж листами,
Мне шепчет: «Я твоя,
Твоя, мой друг сердечный!..»
Блажен, в сени беспечной,
Кто милою своей,
Под кровом от ненастья,
На ложе сладострастья,
До утренних лучей
Спокойно обладает,
Спокойно засыпает
Близь друга сладким сном!..

Уже потухли звезды
В сиянии дневном,
И пташки теплы гнезды,
Что свиты под окном,
Щебеча покидают
И негу отрясают
Со крылышек своих;
Зефир листы колышет,
И все любовью дышит
Среди полей моих;
Все с утром оживает,
А Лила почивает
На ложе из цветов…
И ветер тиховейный
С груди ее лилейной
Сдул дымчатый покров….
И в локоны златые
Две розы молодые
С нарциссами вплелись;
Сквозь тонкие преграды
Нога, ища прохлады,
Скользит по ложу вниз…
Я Лилы пью дыханье
На пламенных устах,
Как роз благоуханье,
Как нектар на пирах!..
Покойся, друг прелестный,
В объятиях моих!
Пускай в стране безвестной,
В тени лесов густых,
Богинею слепою
Забыт я от пелен:
Но дружбой и тобою
С избытком награжден!
Мой век спокоен, ясен;
В убожестве с тобой
Мне мил шалаш простой;
Без злата мил и красен
Лишь прелестью твоей!

Без злата и честей
Доступен добрый гений
Поэзии святой,
И часто в мирной сени
Беседует со мной.
Небесно вдохновенье,
Порыв крылатых дум!
(Когда страстей волненье
Уснет… и светлый ум,
Летая в поднебесной,
Земных свободен уз,
В Аонии прелестной
Слетает хоры муз!)
Небесно вдохновенье,
Зачем летишь стрелой,
И сердца упоенье
Уносишь за собой?
До розовой денницы
В отрадной тишине,
Парнасские царицы,
Подруги будьте мне!
Пускай веселы тени
Любимых мне певцов,
Оставя тайны сени
Стигийских берегов
Иль области эфирны,
Воздушною толпой
Слетят на голос лирный
Беседовать со мной!..
И мертвые с живыми
Вступили в хор един!..
Что вижу? ты пред ними,
Парнасский исполин,
Певец героев, славы,
Вслед вихрям и громам,
Наш лебедь величавый,
Плывешь по небесам.
В толпе и муз и граций,
То с лирой, то с трубой,
Наш Пиндар, наш Гораций,
Сливает голос свой.
Он громок, быстр и силен,
Как Суна средь степей,
И нежен, тих, умилен,
Как вешний соловей.
Фантазии небесной
Давно любимый сын,
То повестью прелестной
Пленяет Карамзин;
То мудрого Платона
Описывает нам,
И ужин Агатона,
И наслажденья храм,
То древню Русь и нравы
Владимира времян,
И в колыбели славы
Рождение славян.
За ними сильф прекрасный,
Воспитанник харит,
На цитре сладкогласной
О Душеньке бренчит;
Мелецкого с собою
Улыбкою зовет,
И с ним, рука с рукою,
Гимн радости поет!..
С эротами играя,
Философ и пиит,
Близь Федра и Пильпая
Там Дмитриев сидит;
Беседуя с зверями
Как счастливый дитя,
Парнасскими цветами
Скрыл истину шутя.
За ним в часы свободы
Поют среди певцов
Два баловня природы,
Хемницер и Крылов.
Наставники-пииты,
О Фебовы жрецы!
Вам, вам плетут хариты
Бессмертные венцы!
Я вами здесь вкушаю
Восторги пиерид,
И в радости взываю:
О музы! я пиит!

А вы, смиренной хаты
О Лары и Пенаты!
От зависти людской
Мое сокройте счастье,
Сердечно сладострастье
И негу и покой!
Фортуна, прочь с дарами
Блистательных сует!
Спокойными очами
Смотрю на твой полет:
Я в пристань от ненастья
Челнок мой проводил,
И вас, любимцы счастья,
Навеки позабыл…
Но вы, любимцы славы,
Наперсники забавы,
Любви и важных муз,
Беспечные счастливцы,
Философы-ленивцы,
Враги придворных уз,
Друзья мои сердечны!
Придите в час беспечный
Мой домик навестить —
Поспорить и попить!
Сложи печалей бремя,
Жуковский добрый мой!
Стрелою мчится время,
Веселие стрелой!
Позволь же дружбе слезы
И горесть усладить,
И счастья блеклы розы
Эротам оживить.
О Вяземский! цветами
Друзей твоих венчай,
Дар Вакха перед нами:
Вот кубок — наливай!
Питомец муз надежный,
О Аристиппов внук!
Ты любишь песни нежны
И рюмок звон и стук!
В час неги и прохлады
На ужинах твоих
Ты любишь томны взгляды
Прелестниц записных.
И все заботы славы,
Сует и шум, и блажь,
За быстрый миг забавы
С поклонами отдашь.
О! дай же ты мне руку,
Товарищ в лени мой,
И мы…. потопим скуку
В сей чаше золотой!
Пока бежит за нами
Бог времени седой
И губит луг с цветами
Безжалостной косой,
Мой друг! скорей за счастьем
В путь жизни полетим;
Упьемся сладострастьем,
И смерть опередим;
Сорвем цветы украдкой
Под лезвием косы,
И ленью жизни краткой
Продлим, продлим часы!
Когда же парки тощи
Нить жизни допрядут
И нас в обитель нощи
Ко прадедам снесут,—
Товарищи любезны!
Не сетуйте о нас,
К чему рыданья слезны,
Наемных ликов глас?
К чему сии куренья
И колокола вой,
И томны псалмопенья
Над хладною доской?
К чему?… Но вы толпами
При месячных лучах
Сберитесь и цветами
Усейте мирный прах;
Иль бросьте на гробницы
Богов домашних лик,
Две чаши, две цевницы,
С листами повилик;
И путник угадает
Без надписей златых,
Что прах тут почивает
Счастливцев молодых!

(1811 – 1812)

Стихотворение «Мои пенаты» является программным для К.Н. Батюшкова. Автор использует в нем мотивы стихотворений французских поэтов Грессе «Обитель» и Дюси «К богам пенатам», но создает абсолютно оригинальное произведение. Поэт обращается к известным и значительным литераторам – своим современникам: к Жуковскому и Вяземскому. Это произведение сыграло важную роль в развитии жанра послания в русской поэзии. Батюшков опирается на реминисценции из античной культуры и литературы, создавая собственный поэтический мир на основе философских и мифологических мотивов и образов. Уже в самом заглавии читатель может заметить одну из ключевых мифологем античного мира: пенаты – боги-хранители домашнего очага в древнеримской мифологии.  

Поэт ведет с читателем задушевную беседу о том, что составляет центр его мира. Он намеренно снижает оценку своего жилища, называя его «хижиной», «уголком», «шалашом», однако скромность жилища не означает одиночества: напротив, она говорит о независимости и достоинстве. Поэту милее уединение, общение с узким кругом самых близких ему людей, нежели нарочитая роскошь дворцов и палат вельмож высшего света. Батюшков соединяет мечты о прекрасном и поэзию с описанием каждодневной обыденности, что позволяет ему выразить высокую духовность через грубую материальность. 

Стихотворение не имеет строфического деления, но композиционно включает пять частей: первая посвящена раскрытию отношения поэта к роскоши, Батюшков подчеркивает, что комфорт и внешние показатели богатства – не главное в жизни человека; вторая часть представляет собой противопоставление мира деревни, безыскусного и непритязательного, и мира вельмож, привыкших к богатству; третья часть показывает мир самого поэта; четвертая возвращает читателя к противопоставлению светской жизни и внутреннего мира поэта: в душе лирического героя царят любовь и дружба, он счастлив, потому что свободен от противоречий; пятая часть – непосредственное обращение Батюшкова к своим адресатам. Основной идеей произведения является утверждение поэтом  радостей жизни, которые для его лирического героя предстают в самых обычных вещах, а истинную ценность он находит в любви и творчестве. 

Поэзия и красота способны избавить лирического героя не только от «даров блистательных сует», но и от самой смерти, под которой Батюшков понимает духовную кончину. Именно приверженность материальному порождает эту смерть души, а чтобы избежать ее, надо наслаждаться каждым мигом жизни. Таково содержание призыва, обращенного к Вяземскому:

О! Дай же ты мне руку,
Товарищ в лени мой,
И мы… потопим скуку
В сей чаше золотой!

Поэтому и смерть физическая не воспринимается трагически: ее не нужно страшиться, так как это естественный переход в иное состояние – «обитель нощи».

3. «К Дашкову»: поэт в преодолении духовного кризиса

Мой друг! я видел море зла
И неба мстительного кары:
Врагов неистовых дела
Войну и гибельны пожары.
Я видел сонмы богачей,
Бегущих в рубищах издранных,
Я видел бледных матерей,
Из милой родины изгнанных!
Я на распутьи видел их,
Как, к персям чад прижав грудных,
Они в отчаяньи рыдали
И с новым трепетом взирали
На небо рдяное кругом.
Трикраты с ужасом потом
Бродил в Москве опустошенной,
Среди развалин и могил;
Трикраты прах ее священной
Слезами скорби омочил.
И там,- где зданья величавы
И башни древние царей,
Свидетели протекшей славы
И новой славы наших дней;
И там,- где с миром почивали
Останки иноков святых,
И мимо веки протекали,
Святыни не касаясь их;
И там,- где роскоши рукою,
Дней мира и трудов плоды,
Пред златоглавою Москвою
Воздвиглись храмы и сады,-
Лишь угли, прах и камней горы,
Лишь груды тел кругом реки,
Лишь нищих бледные полки
Везде мои встречали взоры!..
А ты мой друг, товарищ мой
Велишь мне петь любовь и радость
Беспечность, счастье и покой
И шумную за чашей младость!
Среди военных непогод,
При страшном зареве столицы,
На голос мирный цевницы
Сзывать пастушек в хоровод!
Мне петь коварные забавы
Армид и ветреных цирцей
Среди могил моих друзей,
Утраченных на поле славы!..
Нет, нет! талант погибни мой
И лира, дружбе драгоценна,
Когда ты будешь мной забвенна,
Москва, отчизны край златой!
Нет, нет! пока на поле чести
За древний град моих отцов
Не понесу я в жертву мести
И жизнь, и к родине любовь;
Пока с израненным героем,
Кому известен к славе путь,
Три раза не поставлю грудь
Перед врагов сомкнутым строем —
Мой друг, дотоле будут мне
Все чужды Музы и Хариты,
Венки, рукой любови свиты,
И радость шумная в вине!

(1813)

Весной 1813 года К.Н. Батюшков, участник нескольких военных кампаний, переживает духовный кризис, который во многом был обусловлен впечатлениями, полученными поэтом на войне, и потрясением, испытанным от увиденного в Москве после того, как наполеоновские войска оставили древнюю столицу России. Этот кризис мировоззрения запечатлен поэтом в стихотворении «К Дашкову».

Адресат послания – Дмитрий Васильевич Дашков, приятель поэта по литературному кружку «Арзамас». К. Батюшкову в эту пору 26 лет, Д. Дашкову — 24 года. Первый добровольцем, вопреки воле отца, отправился участвовать в военных походах того времени, второй избрал иной путь: Д. Дашков быстро поднимается по карьерной лестнице в министерстве юстиции благодаря своей даровитости. К. Батюшков получает дружеское легкомысленное письмо и пишет пылкий ответ, в котором указывает, что сердце его изранено впечатлениями от бедствий, виденных им, и ему не до веселья и любви.

Страшное разочарование во Франции и во всем французском тем глубже для Батюшкова, чем более он ценил раньше французскую доблесть и философию. Он не видит теперь никакой привлекательности в европейских странах – он объясняется в любви своей Родине и разделяет с русским народом тяготы войны. Композиционно стихотворение делится на две части: первая содержит описание собственных чувств и впечатлений о бедствиях народа в сожженной Москве, вторая представляет собой полемику с другом о том, какова должна быть направленность поэзии в тяжелую для Родины годину. 

Для придания стихотворению героического пафоса поэт использует церковнославянскую лексику и другие средства возвышенного стиля, который обнаруживает себя, прежде всего, в изобилии восклицаний и обращений, а также в эпитетах, характеризующих Москву («Москва, отчизны край златой», «пред златоглавою Москвой»). Античные мотивы поданы оценочно, с определенным оттенком досады: Батюшков отрекается от «харит и муз», от цирцей (имя этой волшебницы Батюшков намеренно пишет со строчной буквы, как бы принижая ее значение для своего творчества), ведь поэт не в силах воспевать он «среди могил друзей». 

Описывая в своем послании к другу те ужасы, которые постигли Москву в 1812 году, поэт-воин К. Батюшков представляет рассказ свидетеля, а не плод поэтического вдохновения, и именно поэтому послание «К Дашкову» не теряет силы своего воздействия на современного читателя.

4. «Вакханка»: мерцание скульптурности

Все на праздник Эригоны
Жрицы Вакховы текли;
Ветры с шумом разнесли
Громкий вой их, плеск и стоны.
В чаще дикой и глухой
Нимфа юная отстала;
Я за ней — она бежала
Легче серны молодой.
Эвры волосы взвевали,
Перевитые плющом;
Нагло ризы поднимали
И свивали их клубком.
Стройный стан, кругом обвитый
Хмеля желтого венцом,
И пылающи ланиты
Розы ярким багрецом,
И уста, в которых тает
Пурпуровый виноград —
Все в неистовой прельщает!
В сердце льет огонь и яд!
Я за ней… она бежала
Легче серны молодой.
Я настиг — она упала!
И тимпан под головой!
Жрицы Вакховы промчались
С громким воплем мимо нас;
И по роще раздавались
Эвоэ! и неги глас!

 (1815)

Стихотворение «Вакханка» - образец «легкой» поэзии К.Н. Батюшкова, главной отличительной особенностью которой поэт считает гибкий слог, пластичность и чистоту выражения художественного содержания. Батюшков смело разрушает границы жанров, используя в этом стихотворении выразительные средства классицизма в сочетании с новым взглядом на предмет изображения, более интимный, личностный, что характерно для романтизма. «Вакханка» - поэтический шедевр, который всегда включается в состав любого собрания сочинений К.Н. Батюшкова, являясь хрестоматийным текстом. Античные мотивы тесно переплетены в этом произведении с традициями французской эротической поэзии, оказавшей на Батюшкова особое влияние. Поэмой «Переодевание Венеры» Э. Парни, одного из видных представителей такой поэзии, вдохновляется Батюшков, но радикально меняет оригинал, оставив лишь некоторые детали. У Парни Венера, переодевшись вакханкой, завоевывает сердце пастуха Миртиса.  Лирический сюжет «Вакханки» иной: здесь поэт описывает эпизод любовного преследования вакханки участником праздника, традиционно посвящавшегося Икарию – первому человеку, научившемуся делать вино, и его дочери Эригоне, покончившей с собой от горя после гибели отца от марафонских пастухов. 

Стихотворение Батюшкова динамично, ритм его передает бег вакханки. Сюжет красочен, рельефен и пластичен, что достигается посредством введения в текст признаков движения («Жрицы Вакховы текли», «Жрицы Вакховы промчались»). Динамика поддержана и финалом стихотворения: оно заканчивается картиной ритуального танца девушек, принадлежащих культу Вакха, вакханки бегут мимо влюбленных с ритуальным «воплем». Ослаблению излишнего эротизма в этом произведении способствует введение Батюшковым в текст старославянизмов («текли», «ризы», «ланиты») и использование слов в их устаревшем значении (например, «нагло» – внезапно). 

Все стихотворение дышит упоением жизнью, ее земными дарами. Поэт возвышает чувственность, придавая ей одухотворенность. Античные реалии, которые вводит Батюшков в стихотворение, позволяют читателю ощутить гармонию в слиянии чувственного и духовного, придает беспечность, непосредственность и мудрость переживаниям лирического героя. 

5. «Мой гений»: печаль неразделенной любви

О, память сердца! Ты сильней
Рассудка памяти печальной
И часто сладостью твоей
Меня в стране пленяешь дальной.
Я помню голос милых слов,
Я помню очи голубые,
Я помню локоны златые
Небрежно вьющихся власов.
Моей пастушки несравненной
Я помню весь наряд простой,
И образ милый, незабвенный,
Повсюду странствует со мной.
Хранитель гений мой - любовью
В утеху дан разлуке он;
Засну ль?- приникнет к изголовью
И усладит печальный сон.

(1815)

Стихотворение «Мой гений» К. Н. Батюшкова — одно из самых значительных в интимной лирике поэта. Эта искренняя в своих интонациях элегия рассказывает о неразделенной любви, в основе лирического сюжета – реальная история из жизни самого Батюшкова. В 1813 году, гостя у знакомых в Петербурге, поэт знакомится с Анной Фурман и без памяти влюбляется в девушку. Ее родители совсем не против заключения этого брака, потому что К.Н. Батюшков – весьма состоятельный дворянин, состоящий на государственной службе и подающий вполне реальные надежды в плане приобретения высокого статуса. Но избранница поэта не имеет к жениху никаких ответных чувств, о чем сам Батюшков узнает из случайно услышанного разговора А. Фурман с подругой. Батюшков разрывает помолвку, но долго хранит в своей памяти образ девушки, которая пленила его воображение. Он посвящает Анне Фурман цикл стихотворений, в который включает и стихотворение «Мой гений», написанное через несколько месяцев после расторжения помолвки. Печаль и тоска – вот те ведущие чувства, которые руководят Батюшковым при выборе жанра произведения. Поэт признается самому себе в том, что он не в состоянии подчинить любовь рассудку и логике: «О, память сердца! Ты сильней рассудка памяти печальной». 

Четырехстопный ямб, которым написана элегия «Мой гений», позволяет придать лирическому сюжету необходимую динамику, которая, однако, не препятствует воплощению основного настроения произведения – светлой печали о невозвратимой потере. В стихотворении поэт не прибегает к строфическому разделению, однако композиционно «Мой гений» условно может быть разделен на две части: первая – это обращение лирического героя к собственной душе, к своему внутреннему миру, вторая представляет портрет возлюбленной героя.

Использование целого ряда изобразительно-выразительных средств – синтаксического параллелизма в описании жизни сердца, выразительных эпитетов и  метафор в описании воспоминаний о лирической героине («очи голубые», «образ милый», «память печальная», «вьющиеся власы», «страна дальняя», «локоны златые») свидетельствуют о все более углубляющемся психологизма поэзии Батюшкова и его растущем поэтическом мастерстве.

В противоборстве сердца и разума, которое поэт описывает в начале стихотворения, побеждают чувства, а воспоминания, которые поэт хранит в своей душе, пленяют его всегда. Идея о том, что настоящей любви не страшны время и расстояние, является ведущей в этом произведении, а «образ милый, незабвенный» всегда сможет утешить поэта в печали и горести. Поэт, понимая, что прошлого не вернуть и невозможно восстановить взаимоотношения с возлюбленной, продолжает хранить ее образ в своей душе и пытается восстановить его по малейшим черточкам: «Я помню голос милых слов, я помню очи голубые». Но, разумеется, не столько внешность избранницы привлекает поэта, сколько его собственная убежденность в том, что она – его гений и ангел-хранитель, вдохновляющий его творить и облекать в стихи свою любовь. Даже расставание с возлюбленной не влияет на силу этой любви, и поэт подчеркивает, что знакомство с ней – подарок судьбы. Он счастлив даже своей безответной любовью, которая спасает его от одиночества и невзгод, помогая в самые сложные моменты, когда образ избранницы «приникнет к изголовью и усладит печальный сон».