Пять поэтических антологий Венедикта Ерофеева

1. «Антология поэтов общежития Ремстройтреста».

После исключения из МГУ, в марте 1957 года Венедикт Ерофеев на время устраивается разнорабочим в «Ремстройтрест» и заселяется в общежитие при этой организации. Именно здесь рождается загадочная «Антология поэтов общежития Ремстройтреста».

Согласно легенде, авторами этой антологии стали рабочие, под влиянием Ерофеева открывшие в себе поэтический талант. Поверить в это довольно сложно, даже учитывая ерофеевский магнетизм. Тем более что впоследствии писатель разрушает собственную легенду и приписывает авторство всех текстов себе. Тем не менее Наталья Шмелькова, к примеру, не сомневается в первоначальной версии: «Веничка так заразил простых рабочих своей неподдельной любовью к литературе, что они сами начали писать стихи, а Ерофеев их обрабатывать».

Похожее мнение и у Владимира Муравьева, давнего друга писателя: «…а главное – все они (рабочие. – К.Б.) принялись писать стихи, читать, разговаривать о том, что им несвойственно. (Веничка эти стихи обрабатывал, а потом сделал совершенно потрясающую "Антологию стихов рабочего общежития". Кое-что, конечно, сам написал)».

«Проблему истинного вклада рабочих» считают неразрешимой авторы биографии «Венедикт Ерофеев: посторонний». Сомнения в «коллективности» сборника вызывает и тот факт, что некоторые стихотворения датированы 1956 годом, в то время как Ерофеев заселился в общежитие лишь в 1957 году. Хотя не будем исключать возможность того, что Кирилл Андреевич Кузнецов или Михаил Васильевич Миронов (одни из поэтов антологии) творили и до встречи с писателем.

Что ж, верить в силу влияния Ерофеева на рабочих или рассматривать антологию как мистификацию в духе Серебряного века – личный выбор каждого читателя. Правду уже вряд ли удастся узнать, тем более что сохранилась лишь часть стихотворений.

Факт того, что Ерофеев оставил обучение в МГУ (а впоследствии и еще в двух вузах), нисколько не сказывался на его знании литературы. Чтецом он был, как бы трагикомично это ни звучало, запойным. Друзья вспоминают, что даже в аскетичной комнате общежития Ремстройтреста у Венедикта на тумбочке стояло дореволюционное издание Афанасия Фета. Помимо прочего, Ерофеев обладал феноменальной памятью и мог, без преувеличения, часами декламировать стихи. Естественно, писатель был глубоко погружен в русскую поэтическую традицию, и эти знания в свойственной ему ироничной манере он обыграл в «Антологии поэтов общежития».

Структура антологии приведена в самом начале:

«1. От романтизма к реализму.

2. Декадентство (футуризм, имажинизм, символизм, "венедиктовщина")».

Сейчас уже трудно провести столь четкое деление, однако в некоторых стихах все же просматриваются черты того или иного течения. К примеру, в стихотворении Виктора Никитича Глотова довольно ярко проявляется романтическое мировосприятие лирического героя:

 

***

Пусть бога нет! Но раньше был ведь бог!

Куда он делся этот лик святой?

Наверное, Сталин выбросил за порог,

Или ушел с разбитой головой?

 

Скажите мне, где счастья мне искать,

Коль нет на свете даже бога?

Откуда мне могучих сил набрать,

Когда б я стал старик убогий?

 

Пусть я умру! Но где слеза найдется?

Или как пес из жизни я уйду?

Пускай луна хоть на луну взнесется, –

Я даже в смерти счастья не найду!

 

Если все же придерживаться версии того, что авторство стихов антологии принадлежит Ерофееву, то в приведенном выше творении слышны отголоски надрывно-романтического крика героя из «Записок психопата» – первого произведения писателя. Подобные стихотворные тексты – не что иное как стилизация под поэзию романтизма в гротескной манере. Сравним богооставленность и невозможность найти покой ни в одном из миров в стихотворении Глотова и романтические заклинания безысходности в следующем отрывке:

 

Нет конца беспредельному, –

Беспредельность бесцельная, –

Как мечтанья бесплодные,

Как напрасность прекрасного,

Как бесстрастность свободного –

И опасность бесстрастного.

Только силы природные –

Сокровенность прекрасного!

 

Это отрывок из стихотворения, которое было написано, если верить «Запискам психопата», в ходе поэтического соревнования: «Даем срок 15 минут!! Рифма и ритм обязательно!! Если хоть одна строка не кончается прилагательным, автор торжественно провозглашается кретином!». Кстати, в «Записках…», хронологически совпадающих со временем создания антологии, упоминаются ее авторы (Кузнецов, Якунин, Миронов и др.)

Ерофеев был большим поклонником поэзии Серебряного века (см. ниже «Антологию русской модернистской поэзии»). Мотивы, образы, интонации поэтов этой эпохи обыгрываются в сборнике Ремстройтреста. К примеру, стихотворение Василия Прохоровича Пиона (на самом деле «под псевдонимом Пион скрывается Вл.И. Якунин» – уже тройное шифрование!) вполне может вписаться в раздел «Декадентство»:

 

***

Граждане! Целиком обратитесь в слух!

Я прочитаю замечательный стих!

Если вы скажете: «Я оглох!»,

Я вам скажу: «Ах!»

 

Если кто-нибудь от болезни слёх,

Немедленно поезжайте на юх!

Правда, туда не берут простых,

Ну, да ладно, останемся! Эх!

 

Неточные рифмы, обилие восклицательных предложений, эпатирование читателя (через абсурдный диалог в первой строфе) – все это отчасти напоминает раннего Мариенгофа или Шершеневича в его имажинистский период. Стоит заметить, что эти поэты, во времена Ерофеева практически забытые, всегда присутствовали в списках писателя. Владимир Муравьев усматривает в этом тексте стилистику поэзии Козьмы Пруткова.

И все же одно из сохранившихся стихотворений антологии «официально» принадлежит Венедикту Ерофееву:

 

Гавр

Я, снова опьяненный маем,

на опьяняющем фрегате

впиваю майскую гуманность

полупрезрительной гримасой.

Вдыхаю сладость океана,

симпатизируя Пикассо,

и нарочито нелояльно

внимаю треску делегатов.

«Молле — апофеоз жеманства», –

Жюль Мок убийственно итожит.

– Его агрессия жантильна,

как дуновение нарцисса.

А Кристиан в пандан премьеру

пленен кокетством чернокожих,

компрометируя Тореза

лишь компонентом компромисса…

О! Катастрофа Будапешта

была изящным менуэтом,

она, как декольте Сильваны,

сорвала русские муары.

Для нас служила оппонентом

декоративность пируэта,

для них – трагедия Суэца –

своеобразным писсуаром.

Я, очарованно загрезив,

постиг рентабельность агрессий

и, разуверившись в комфорте

республиканского фрегата,

неподражаемо эффектно

сымпровизировал позессив,

пленив пикантностью Жюль Мока

и деликатных делегатов.

(из утерянного цикла «Путешествие вокруг Европы на теплоходе "Победа"»; цит. по записям Натальи Шмельковой и Владимира Муравьева).

 

Вновь отсылки к Серебряному веку, но на этот раз – к лидеру эгофутуристов, «королю поэтов» Игорю Северянину, которого Ерофеев не раз называл своим любимым поэтом.

Размеренная ритмика, экзотичность и жеманность, обилие иностранных слов, в которых хочется нежиться, как в шелках, – мы вновь встречаемся с умелой и иронической стилизацией. Владимир Муравьев вспоминает, что задумка Ерофеева была такова: «Я хочу написать стихотворение, в котором не будет ни одного русского слова. Мне надоели русские слова». Гротеск и абсурд (например, столкновение «катастрофы Будапешта» и «трагедии Суэца» с «изящностью менуэта» и писсуаром), вечные спутники Ерофеева, превращают этот текст в пародийный. Однако эта пародийность чужда злому высмеиванию – наоборот, каждое слово в северянинском духе как будто становится данью уважения и почтения к кумиру.

В «Антологии поэтов общежития Ремстройтреста» отражены, прежде всего, те поэтические предпочтения Ерофеева, которые впоследствии заявлены в других его антологиях. Кроме того, в стихотворениях, далеких от «серьезной» поэзии, просматриваются черты поэтики будущих «Москвы – Петушков» и «Вальпургиевой ночи, или Шагов Командора», которые уже вряд ли можно назвать шуточными.

 

2. Антология поэзии народов мира.

Близкие и друзья Ерофеева отмечали его любовь к систематизации. В дневниках писателя действительно часто встречаются разного рода списки: музыкальных пластинок, персоналий, задолженностей, пословиц и проч.

В блокнотах 1964 года можно найти записи, которые, судя по всему,  были заметками к антологии мировой поэзии. В список попали Грузия, Армения, США, Германия, Греция, Англия, Франция и Япония. Особая колонка была выделена для персидской поэзии. Очевидно, что это – лишь начало работы над антологией, однако уже интересно количественное соотношение стихотворений разных стран. К примеру, Грузия представлена четырьмя поэтами (всего 6 произведений), в то время как от США и Греции – лишь по одному поэту (по три стихотворения Эдгара По и Сапфо).

В итоге антология так и не была сформирована Ерофеевым даже в черновом варианте.

 

3. Антология русской поэзии («Стихи на каждый день»).

Ерофеев начал работу над составлением «Стихов на каждый день» еще в конце 1950-х годов. Список из 141-го имени русских поэтов XVII – XX веков встречается и в записной книжке писателя 1976 года.

Подразумевалось, что в антологию должно войти 365 (366) стихотворений и, таким образом, она будет представлять собой поэтический календарь.

По утверждению Алексея Яблокова, «впоследствии от подборки сохранились лишь отдельные листы». Наталья Шмелькова в дневниках 1987 года оставляет запись: «Сообщил, что отобрал 366 стихотворений русских поэтов и собирается передать их Евтушенко в "Огонёк" в раздел “Антология русской поэзии”». При жизни Ерофеева эта антология не была опубликована.

 

4. Антология русской модернистской поэзии.

Вероятно, именно эту антологию можно считать наиболее важным «списком» Ерофеева. Писатель был большим поклонником литературы Серебряного века: «...я влюблен во всех этих славных серебряновековых ребятишек, от позднего Фета до раннего Маяковского, решительно во всех, даже в какую-нибудь трухлявую Марию Моравскую, даже в суконно-кимвального Оцупа». Ерофеев долго работал над идеей своей антологии: пересматривал списки авторов, выписывал названия их сборников, отбирал стихотворения.

В антологию входит 100 фамилий поэтов разной степени известности. Стремление уйти от «списка генералов» и пролить свет на имена полузабытых и забытых творцов  – вполне в ерофеевском духе. Вообще эту антологию можно назвать даже слишком авторской – столь явно просматриваются писательские предпочтения. Ерофеев, известный почитатель поэзии Игоря Северянина (факт, который смущал и продолжает смущать многих), включил в свой перечень 127 (!) его стихотворений. Северянина опережает лишь Константин Бальмонт, 200 текстов которого должны были войти в антологию. В то же время «зачитываемые» в самиздате поэты первого плана представлены в ерофеевской антологии менее широко: 105 стихотворений Мандельштама, 68 – Ахматовой, а Пастернак и вовсе не включён в перечень.

 

5. Антология русского романса.

В жизни Венедикта Ерофеева музыка всегда играла не менее важную роль, чем литература. О музыкальности его текстов сказано немало. Стоит вспомнить также загадочный в плане своего (не)существования роман «Шостакович» и невоплощенный замысел написания нескольких песен. Ерофеева можно с уверенностью назвать меломаном: он был прекрасным знатоком не только классической музыки, но и песенной традиции.

В воспоминаниях Наталья Шмелькова отмечает любовь Ерофеева к русскому романсу. Антология произведений этого жанра («Русский романс от Титова до Свиридова») – ещё один нереализованный творческий проект писателя. Романсы классифицировались не по авторам текстов, а по композиторам. Объём собранного материала, мягко говоря, удивил Наталью Шмелькову: «Не поленилась и всё и всех пересчитала. Поразилась. В блокноте оказалось 57 авторов и 943 романса!».