Тадеуш Ружевич. Создатель фактов

Тадеуш Ружевич родился в 1921 году в польском городе Радомско. Под влиянием старшего брата Януша он рано осваивает важные авангардные тексты – пьесу «Король Убю» Альфреда Жарри и роман Витольда Гомбровича «Фердидурка» – и в 17 лет публикует свои первые стихотворения. В годы войны (Радомско был оккупирован немецкими войсками в сентябре 1939 г.) вместе с Янушем они сочиняют патриотические стихи и юмористические зарисовки для нелегального сборника «Эхо войны» (1944) и участвуют в партизанском движении Армии Крайовой. В ноябре 1944 г. Януша Ружевича расстреливает гестапо.

Первый поэтический сборник Тадеуша Ружевича «Беспокойство» выходит в 1947 году. Через год появляется второй – «Красная перчатка» (1948). В них автор пытается осмыслить трагедию, случившуюся с миром, и рассказывает о мироощущении человека, уцелевшего в войне – лишенного веры и нравственных ориентиров.

Послевоенная ситуация требовала от каждого поэта реакции на знаменитую фразу немецкого философа Теодора Адорно: «После Освенцима поэзия невозможна». И Ружевичу удалось найти свой ответ. Традиционной поэзии он противопоставляет верлибры, называя их «фактами»: «Я создавал – я так думал и продолжаю думать – определенные факты, а не (более или менее удачные) лирические произведения и т. п. Я откликался на события фактами, которым я придавал форму стихов, а не “поэзией”». Наследуя польским авангардистам 20-30-х гг., Ружевич тем не менее развивает собственную творческую траекторию. Он отрицает эксперимент ради эксперимента и стремится к созданию непосредственного высказывания, приближая свою поэтическую речь к разговорной. Рассуждая об этом, поэт утверждал: «Произведение должно бежать от создателя к читателю по прямой, не задерживаясь даже на наиболее пленительных с эстетической точки зрения стилистических остановках. Это является главным отличием моей поэтической практики от того, что сделали в польской поэзии авангардистские группы».

Всего за годы творческой деятельности Ружевич создал более 40 стихотворных сборников, 18 пьес и несколько сборников рассказов. Он также выступил соавтором 9 сценариев к фильмам, снятым его младшим братом Станиславом. В 1980 году Ружевич был одним из главных номинантов на получение Нобелевской премии по литературе (награда досталась Чеславу Милошу).

Спасшийся (Из сборника «Беспокойство» (1947))

Мне двадцать четыре года

я спасся

сведенный на бойню.

Эти слова пусты и однозначны:

человек и скотина

ненависть и любовь

враг и друг

тьма и свет.

Человека убивают так же как скотину

я видел:

фургоны изрубленных человеческих трупов

эти люди уже не воскреснут.

Понятия стали только словами:

честь и подлость

ложь и правда

красота и уродство

мужество и трусость.

Одинаково ценятся честь и подлость

я видел:

цельного человека

который был и подлым и честным.

Я ищу учителя и чудотворца

пусть вернет мне зрение и слух и дар речи

пусть еще раз назовет понятия и вещи

пусть отделит тьму от света.

Мне двадцать четыре года

я спасся

сведенный на бойню.

(Пер. Владимира Бурича)

Одно из самых известных стихотворений Ружевича «Спасшийся» вошло в его дебютный сборник «Беспокойство» (1947). Уже в этой книге звучат основные темы его творчества – разобщенность людей, нравственное опустошение, принесенное войной, слом общепринятых смыслов. Фиксируя разрушительное воздействие реалий Второй Мировой на человеческую мораль, поэт занимает гуманистическую позицию. О художественной цели Ружевича рассуждает Станислав Лем: «Опыт оккупации разрушил в нем иерархию этических понятий и веру. Он поступил смело, открыто обозначив эти явления; но он же пришел и на помощь человеку в преодолении его одиночества. В этом, собственно, и состоит цель его творчества».

Подтверждение словам Лема находим во 2-6 строфах стихотворения. Смерть, увиденная воочию, разрушает границы между антонимичными понятиями и качествами, утрачивающими свое содержание в обесчеловеченном мире. Об этом мире герой получает цельное представление, но ждет чуда, чтобы от него избавиться. Центральное место занимает повторяющееся в первой и последней строфах утверждение героя: «я спасся / сведенный на бойню» – слишком невероятное, чтобы поверить в него с первого раза.

При дневном свете (из сборника «Зеленая роза» (1961))

А другие

сидят во мраке

удобно

с леденцом за щекою

ожидают

комедию или драму

на белых экранах

женщины

с закрывающимися и открывающимися

глазами

со ртами в которых

роятся белые зубы

раздеваются

на глазах у собравшихся в зале

из открытых тел

струится кровь

вместе с музыкой

и диалогом

все тут

забавно

потрясающе

интересней

прекрасней

чем в мире реальном

ставшем вдруг меньше

лишенном аромата

Если герой душит

или покрывает

поцелуями

героиню

зрители прерывают сосанье

леденцов

сидят с раскрытыми ртами

лица

обращены

к белой фосфоресцирующей ткани

При дневном свете

малы и бесцветны

настоящие слезы

некрасива

настоящая женщина

что идет вдоль ограды

и плачет

нос красный

ресницы без туши

слиплись

шов чулка на левой ноге

не на месте

Если болезни

не запустят в наши

внутренности руки

не начнут раздирать их

и дергать

ничего мы не ощущаем

ничего мы не видим

опираемся на пять чувств

как слепой

на четыре белые палки

(Пер. Владимира Бурича)

Еще одно магистральное направление художественной мысли Ружевича – его протест против мещанского взгляда на вещи, против обывателя, обесценивающего красоту естественного и предпочитающего копию оригиналу.

Наполненное фантазиями кинопространство противопоставлено действительности. В гротескных образах поэт изображает зрителей, обратившихся к «белой фосфоресцирующей ткани», которая эстетизирует неприглядные в дневном свете явления человеческой жизни («малы и бесцветны / настоящие слезы») и буквально одерживает верх над реальностью, уменьшая ее и лишая аромата. По мнению Ружевича, обвиняющего современное общество в «бесчувственности», восстановить связь с внешним миром способна только внезапная боль, нарушающая спокойствие тела.

Слова (Из сборника «Выход» (2004))

слова отработаны

пережеваны словно жвачка

молодые красивые губы

превратили их в белый

шарик пузырь

ослабленные политиками

они служат для отбеливания

зубов

для полоскания полости

рта

когда я был ребенком

слово можно было

прикладывать к ранам

его можно было дарить

любимым

сейчас обессиленные

завернутые в газету

слова еще отравляют смердят

еще ранят

таящиеся в головах

таящиеся в сердцах

таящиеся под платьями

молодых женщин

таящиеся в священных книгах

они взрываются

убивают

(Пер. Анастасии Векшиной)

Несмотря на масштабность фигуры Тадеуша Ружевича в мировой поэзии, его стихотворения 1990-2000 годов остаются практически непереведенными. Шанс познакомиться с некоторыми из них появился у русскоязычных читателей после проведенного польским фондом «За нашу и вашу свободу» в 2013 году переводческого конкурса, одним из финалистов которого стала Анастасия Векшина.

Стихотворение «Слова» – один из текстов, предложенных конкурсантам. В нем Ружевич вновь выступает с критикой современности. Поэт констатирует: «слова отработаны». Процесс их высказывания он сравнивает с жеванием жвачки и выдуванием пузырей, указывая таким образом на легкомысленность говорящего. Ответственность за утрату значимости слов возлагается на политиков и деятелей рекламы – и те, и другие манипулируют людьми с помощью речи.

Анафора в предпоследней строфе подчеркивает текущее состояние: утратив свои позитивные, мирные функции (залечивание ран, выражение чувств), слова вынуждены вести «партизанскую войну» – они скрываются, но способны в любой момент превратиться в смертоносное оружие.