Теофиль Готье: «Возьми у камня прочность…»

Сегодня исполняется 210 лет со дня рождения Теофиля Готье – одного из видных представителей французского романтизма и главного идеолога Парнасской школы. К юбилею поэта Prosodia выбрала 5 стихотворений из его сборника «Эмали и Камеи».

Чернышев Илья

Теофиль Готье: «Возьми у камня прочность…»

Теофиль Готье родился 31 августа (согласно другим источникам – 30 августа) 1811 года на юге Франции в г. Тарбе. Спустя три года его семья переехала в Париж, где будущий поэт получил лицейское образование. Во время обучения он познакомился с Жераром Лабрюни (впоследствии избравшим себе псевдоним Жерар де Нерваль), который представил молодого Готье Виктору Гюго, уже получившему к тому времени признание в качестве предводителя романтического движения.


В 1830 году вышел первый сборник стихотворений «Premières Poésies», однако книга осталась незамеченной на фоне событий Июльской революции. Известность пришла к Готье лишь через шесть лет после издания скандального антибуржуазного романа «Мадемуазель де Мопен» (1836). В том же году он подписывает контракт с газетой «La Presse» и начинает журналистскую деятельность, которая практически лишает его свободного времени. Как пишет Г. Косиков, «Готье писал впечатляюще много: 75 статей в 1836 году, 96 - в 1837,102 - в 1838... К тому же он постоянно путешествует (Бельгия, Испания, Алжир, Северная Италия, Мальта, Константинополь, Греция...) и из каждой поездки привозит массу путевых зарисовок. К 1852 году Готье был автором 1200 фельетонов». Сотрудничал он и с журналом «Парижская хроника», издатель которого, О. де Бальзак, заявлял: «Во Франции только три человека знают французский язык — Готье, Гюго и я».


Сборник «Эмали и Камеи» впервые был напечатан в 1852 году. Затем последовало пять переизданий, при этом, если первое включало всего 18 стихотворений, то в финальную версия книги вошло 47 произведений. Появление сборника стало знаковым событием во французской литературе и ознаменовало новый этап в творчестве автора. В поэтическом предисловии он провозглашает свою отрешенность от событий внешнего мира («Не обращая внимания на ураган, / Хлеставший в стекла моих закрытых окон, / Я писал «Эмали и камеи»), а в заключительном стихотворении «Искусство», написанном в 1857 году, призывает других поэтов «взять у камня прочность», закладывая теоретическую основу для формирования Парнасского движения. Создатель школы акмеизма Н.С. Гумилев, первым осуществивший перевод на русский язык всего сборника, так характеризовал его: «В «Эмалях и камеях» он [Готье] равно избегает как случайного, конкретного, так и туманного, отвлеченного; он говорит о свойствах, как явлениях, о белизне, о контральто, о тайном сродстве предметов, черпая образы из всех стран и веков, что придает его стихотворениям впечатление гармоничной полноты самой жизни».

 


Кармен

 

Кармен тоща — глаза Сивиллы

Загар цыганский окаймил;

Её коса — черней могилы,

Ей кожу — сатана дубил.

 

«Она страшнее василиска!» —

Лепечет глупое бабьё,

Однако сам архиепископ

Поклоны бьёт у ног её.

 

Поймает на бегу любого

Волос закрученный аркан,

Что, расплетясь в тени алькова,

Плащом окутывает стан.

 

На бледности её янтарной —

Как жгучий перец, как рубец, —

Победоносный и коварный

Рот — цвета сгубленных сердец.

 

Померься с бесом черномазым,

Красавица, — кто победит?

Чуть повела горящим глазом —

Взалкал и тот, что страстью сыт!

 

Ведь в горечи её сокрыта

Крупинка соли тех морей,

Из коих вышла Афродита

В жестокой наготе своей…


(1861; пер. А.С. Эфрон)

 

Основным элементом поэтики Готье является прием экфрасиса – описание предмета, уже изображенного другим творцом в своем произведении. В данном случае объектом описания становится образ цыганки из новеллы «Кармен» П. Мериме. При этом, как отмечает Г. Косиков, «там, где Мериме нужно целое предложение, чтобы описать волосы героини, Готье стягивает это описание в один емкий эпитет ("зловещая чернота ее волос"), содержащий не только живописную, но и психологическую характеристику образа». Еще одним источником вдохновения поэта называют знаменитую картину Боттичелли «Рождение Венеры».

 


После фельетона

 

Моя готова колоннада,

Очередной мой фельетон.

Фронтон газеты, если надо,

Всегда поддерживает он.

 

На восемь дней освобождённый,

Я вышвырнуть могу теперь

Любой шедевр мертворождённый

До понедельника за дверь.

 

Довольно с вас привычной дани!

Не смеют нити мелодрам

Скользить среди капризной ткани:

Мои шелка соткал я сам.

 

Свой балаганный звон рассыпав,

Умолк продажный бубенец.

Моих глубоких чистых всхлипов

Не заглушают наконец.

 

И вот за здравие былого,

За счастье, мёртвое давно,

С моею гостьей-грёзой снова

Пью кровное своё вино.

 

Напиток этот изобильней,

Прозрачнее и чище слёз.

Так жизнь становится давильней,

Где сердце — лучшая из лоз.


(1861; пер. В.Б. Микушевича)

 

Необходимость готовить газетные публикации и писать критические заметки на заказ не могла не угнетать Готье. Поэт был вынужден еженедельно, на протяжении более двадцати трех лет нарушать собственный принцип, согласно которому истинное творчество и заработок на жизнь – вещи несовместимые. Однако журналистская деятельность позволяла ему содержать семью.

 

Вершиной его карьеры стало руководство в 1856-1859 гг. наиболее влиятельным в литературной среде журналом «L’Artiste», в котором он также пукбликовал рецензии. Именно на страницах этого издания он впервые описал свою знаменитую теорию «искусства ради искусства».

 


Мансарда

 

Над выщербленной черепицей,

Где кот на птицу точит зуб,

Мансарда узкая теснится

Меж дымовых кирпичных труб.

 

Я враль, как всякий сочинитель,

И ничего не стоит мне

Украсить нищую обитель

И выставить цветы в окне.

 

Любуйтесь: у окна, как в раме,

Жанетта в зеркальце глядит,

И в потускневшей амальгаме

Полглаза чёрного блестит.

 

Или Марго в одной рубашке,

Трепещущей на ветерке,

Спешит полить водой из чашки

Свой садик — резеду в горшке.

 

Или поэт двадцатилетний

Твердит сумбурные стихи,

Монмартр оглядывая летний

И мельниц острые верхи…

 

Но в жизни всё бедней и проще,

Всё неподдельно. И в окно

Стропил я вижу абрис тощий,

Простынь белёсое пятно.

 

Мансарда сотни раз воспета,

Но не сладка для бедноты —

Для бесприютного поэта

Или девчонки-сироты.

 

На днях сюда, на верхотуру,

Где места нет дружка обнять,

Я видел, занесло Амура

К Сюзон, на шаткую кровать.

 

Но любящим милей альковы,

Шёлк, кружева и серебро.

Как пылко мы любить готовы

В постелях, созданных Монбро!

 

Однажды вечером Жанетта

Застряла на холме Бреда,

Марго квартирку сняли где-то,

В мансарде сохнет резеда.

 

У всех судьба одна и та же,

И даже юноша-поэт

Сошёл с небес и в бельэтаже

Строчит статейки для газет.

 

Старуха да котёнок прыткий

Видны в оконце чердака,

Да нескончаемая нитка

Из бесконечного клубка.


(1840-е гг. Пер. В.С. Портнова)

   

Готье называют поэтом-романтиком, однако, это верно лишь отчасти. Романтическая атмосфера, наполнявшая первые сборники Готье, находит свое переосмысление в «Эмалях и Камеях». Так, поэт посвящает одно из стихотворений типичному топосу эпохи Романтизма – мансарде, – предлагая читателю одновременно взглянуть на него глазами романтика и реалиста и безжалостно разоблачая искусственность популярного образа.

 


Тучка

 

На горизонте, улетая,

Поднялась тучка на простор,

Ты скажешь, девушка нагая

Встаёт из голубых озёр.

 

Она спешит уже открыто,

Её зовёт голубизна,

Как будто это Афродита,

Из пен воздушных создана;

 

Какие принимает позы

Стан этот, гибкий, как копьё,

Заря свои роняет розы

На плечи белые её.

 

Та белизна сродни виденью

И расплывается туман,

Корреджио так светотенью

Окутал Антиопы стан.

 

Она в лучах необычайна,

В ней все сиянья, все мечты:

То — вечной женственности тайна,

То — отблеск первой красоты.

 

Я позабыл оковы тела,

И, на крылах любви взнесён,

За ней мой дух несётся смело

Лобзать её, как Иксион.

 

Твердит рассудок: «Призрак дыма,

Где каждый видит, что желал;

Тень, легким ветерком гонима,

Пузырь, что лопнул и пропал».

 

Но чувство отвечает: «Что же?

Не такова ль и красота?

Она была, но вот — о Боже! —

Взамен осталась пустота.

 

Ты, сердце, жадно до созвучий,

Так будь же светом залито,

Люби хоть женщину, хоть тучи…

Люби! — Всего нужнее то!»


(1866; пер. Н.С. Гумилева)

    


Первая часть стихотворение «Тучка» (в других переводах – «Облако») – кажется, на первый взгляд, зарисовкой реального пейзажа, однако в четвертой строфе поэт даёт понять, что перед нами вновь описание описания. Предметом экфрасиса становится картина Корреджо «Юпитер и Антиопа» (ок. 1528).

 

В шестой строфе Готье упоминает фессалийского царя Иксиона, прикованного Зевсом к вечно вращающемуся колесу за то, что тот осмелился добиваться любви Геры, жены Зевса. Согласно мифу, Иксион преследовал образ Геры, созданный Зевсом из облака. Описание существующего сюжета поэт использует как иллюстрацию к собственным рассуждениям о любви и красоте.

 


Искусство

 

Чем злей упорство ваше,

Слог, мрамор и эмаль,

Тем краше

Стих, статуя, медаль.

 

Ходить в корсете дурно,

О муза! — но ремни

Котурна

Потуже затяни!

 

Чтоб не увязли ноги

В болоте общих мест,

Дороги

Ищи крутой окрест!

 

Простись, художник, с лепкой:

К чему творить такой

Некрепкой,

Рассеянной рукой?

 

Хранитель форм и линий!

Каррарский монолит;

Не глине

Вверяться надлежит!

 

Возьми у камня прочность,

У бронзы Сиракуз

И точность,

И благородный вкус.

 

Резцом в слоях агата

Тобой осуществлён,

Тогда-то

Воскреснет Аполлон!

 

Не надо акварели!

Оттенки, что любил

Доселе, —

Крепи в огне горнил!

 

Лишь в пламенном крещенье

Надёжность обретут

Сплетенья

Фантазий и причуд:

 

Красавицы морские,

Грифоны в облаках,

Марии

С младенцем на руках…

 

Проходит всё; натура

Любая — прах и тлен…

Скульптура —

Останется взамен.

 

Запечатлён в металле,

Тиран или герой

С медали

Увидит век иной.

 

И боги и кумиры

Сокроются во мгле;

Звук лиры —

Пребудет на земле.

 

Творите и дерзайте,

Но замысла запал

Влагайте —

В бессмертный матерьял!


(1857; пер. А.С. Эфрон)

 

Заключительное произведение сборника – стихотворение «Искусство» – содержит свод правил, которыми, по мнению Готье должен руководствоваться современный поэт: использовать яркие и конкретные образы, избегать украшательств, оставаться бесстрастным наблюдателем. Идеи Готье были взяты на вооружение поэтами Парнасской школы, которые отвергли устаревшую романтическую традицию. Интересно также, что «Искусство» оказалось очень близко акмеистическим идеям Н.С. Гумилева, высказанных им в программных статьях.

Читать по теме:

#Лучшее #Русский поэтический канон #Советские поэты
Как провожали Шукшина

50 лет назад ушел из жизни автор «Калины красной». Prosodia вспоминает, как современники отозвались на уход Василия Макаровича.

#Новые стихи #Современная поэзия
Дана Курская. Кто тaм ходит гулко перед дверью

В подборке Даны Курской, которую публикует Prosodia, можно увидеть, как поэтика психологической точности, искренности, проходя через катастрофические для психики испытания, перерождается в нечто иное — в поэтику страшной баллады.