Иосиф Уткин: охота на уток

Охота на уток

Тиха легавая, как мышь,
Крадется… – Пиль! Но кряки чутки;
И, криком огласив камыш,
Обидев суку, смылись утки.

А я, по правде, рад за них,
Я рад тому, что птицы смылись:
Простая радость за родных
И за своих однофамилиц.

Меня и брали на прицел,
И поднимали стойкой сучьей,
И если я остался цел,
То это лишь счастливый случай.

Нет, мне охоты не постичь.
Стрелять учиться слишком поздно!
Не убивать я создан дичь,
А птицам радоваться создан.

И пусть, хозяина кляня,
Мой пес глядит печально в воду.
Что ж критика… она меня
Не понимала сроду!

Зато всё утро, как-никак,
Хотя они давно и смылись,
Я слышу благодарный кряк
Моих живых однофамилиц!

(май 1938)

Чем это интересно

С фамилией поэта связан самый первый его успех. Это произошло, когда он читал свою поэму «Повесть о рыжем Мотэле...» на литературном вечере во ВХУТЕМАСе в 1925 году. Уткин вышел на сцену сразу после Маяковского. Признанный мэтр представил публике новичка. Зал рассмеялся: всех развеселило сочетание гордого библейского имени поэта и его забавной птичьей фамилии – в самом деле, ведь не Орлов, не Лебедев, даже не Гусев. Но едва началось чтение, слушатели затихли. Стихи завораживали:

Сколько домов пройдено,
Столько пройдено стран.
Каждый дом – своя родина,
Свой океан.

И под каждой слабенькой крышей,
Как она ни слаба, –
Своё счастье,
Свои мыши,
Своя судьба.

Маяковский поздравил поэта с успехом и прямо на сцене дружески пожал ему руку. Поэма была опубликована в четвертом номере журнала «Молодая гвардия» в том же 1925 году и стала заметным литературным событием. В 1926-м она вышла уже отдельным изданием. На нее откликнулся одобрительной рецензией сам нарком просвещения Анатолий Луначарский.

Критика была далеко не всегда благосклонна к Уткину, и его «Охота...» – прежде всего ответ зоилам. Между прочим, к поэту на долгие годы приклеился ярлык «мелкобуржуазный». Это произошло после публикации стихотворения «Гитара» (1926). Критиков почему-то возмутила пятая строфа, хотя она не определяет смысла всего произведения и тем более общего пафоса уткинской лирики:

Мне за былую муку
Покой теперь хорош.
(Простреленную руку
Сильнее бережешь!)

Стихи были посвящены не самому даровитому поэту Александру Жарову, автору текста песни «Взвейтесь кострами, синие ночи...» (1922). Маяковский называл его наиболее печальным явлением в современной поэзии, поясняя, кстати, что «он даже хуже, чем О. Мандельштам» (sic!). Наличия таланта в авторе «Повести о рыжем Мотэле...» Владимир Владимирович отрицать никак не мог, но все же охладел к нему довольно быстро и даже объединил для себя Жарова и Уткина в одном стихотворце с показательной фамилией Жуткин. Об этом Иосиф Павлович в своей «Охоте...» решил не вспоминать, но получается, что к числу критиков, которые сроду не понимали его стихов, сегодняшний читатель вынужден отнести после всех этих игр с фамилией и Маяковского. В конце концов, именно агитатор, горлан и главарь, а заодно и партнер Уткина по бильярду, одним из первых начал обвинять его в мелкобуржуазности. Ярлык закрепился официально в 1929 году, ровно четыре года спустя после публикации «Повести о рыжем Мотэле...», и точно так же в апрельском выпуске журнал «Молодая гвардия» напечатал статью «Иосиф Уткин как поэт мелкой буржуазии».

Следы этой мелкобуржуазности, если понимать ее просто как жеманство и склонность к идиллической «домашности», можно заметить и в «Охоте на уток». В самом деле, если герой признается, что ему не постичь этого кровожадного занятия, если он не умеет стрелять (и учиться уже поздно), если радуется печали собственного пса, который не находит в воде подстреленной птицы, то чего он вообще поперся на охоту? Ясно, что тут план выражения совершенно условен. Важен только, как в не слишком удачной басне или аллегории, план содержания. Но и с этим планом тоже не все в порядке, потому что автор в качестве охотника просто обязан себя ассоциировать с критикой, от которой сам же только что смылся под видом уток.

Поэт мигом уверовал в собственную мелкобуржуазность и начал с ней решительную борьбу. В стихотворении «Проблема хлебопшена» (1929) он договаривается до очень странных вещей:

Давайте же скажем жене и стране
«Домашности – в стороне.
Пшеном мы питаем
Плавильную печь.
И если не хватит пшена,
Мы сами готовы
Горючим лечь
В плавильную печь, жена!
А личность, домашности –
В стороне», –
Давайте скажем стране.

Как ни крути, а эти стихи тоже нужно признать однофамильцами поэта, хотя на подобных уток уже и охотиться нечего. Они просто не в состоянии взлететь, чтобы смыться от критического огня. Этот огонь бьет их в упор и насмерть.

Стрелять поэту все-таки пришлось научиться. С началом Великой Отечественной он ушел добровольцем на фронт. В 1941 году, в бою под Ельней, ему осколком мины оторвало четыре пальца на руке. 16 сентября в полевом госпитале он напишет стихотворение «В санбате», где свою фамилию зарифмует со словом «жутко», но явно не в память о гибриде Жуткине Маяковского.

На носилках из шинели
Одиноко мне и жутко.
Изумленно шепчут ели:
«Неужели это Уткин?!»

Гимнастерки не по росту
Надо мной глаза склонили…
Удивленно смотрят сестры:
«Уткин, милый… Это вы ли?!»

И опять шинель – как лодка.
Я плыву куда-то… это
Сестры грустные в пилотках
На руках несут поэта!

И от слез теплее глазу.
И тоска меня минует:
Сколько рук прекрасных – сразу – 
За одну найти, больную.

Сложно понять, чему так изумляются ели, но Жуткина читатель вспомнить вправе, особенно если ему не дает покоя сравнение Жарова с Мандельштамом. Во «В санбате» очень отчетливо слышатся мотивы стихотворения «Как кони медленно ступают...»: тут и ели, и качанье головы, задаваемое лодкой. Неясно, сознательные это отсылки или случайное совпадение. Но с такими однофамильцами читатель чувствует сегодня все же куда более глубокое и тесное родство поэта, чем с условным охотником, ускользнувшей от него добычей (тоже очень условной) или тем более с героем, который по доброй воле ложится в плавильную печь.

Справка об авторе

Иосиф Павлович Уткин родился 15 (28) мая 1903 года на станции Хинган в семье служащих Китайской восточной железной дороги. После рождения сына (всего детей было семеро) Уткины вернулись в родной Иркутск. Здесь будущий поэт окончил трехгодичную городскую школу и поступил в четырехклассное училище. Оттуда его исключили за плохое поведение и вольномыслие. Уткин устроился работать маркером на бильярде в «Гранд-Отель». После революции он активно включился в общественно-политическую жизнь, вместе со старшим братом участвовал в восстании против Колчака, вступил в комсомол, а в 1920-м, вместе с остальными комсомольцами-добровольцами, отправился на Дальневосточный фронт.

Поворотным в биографии Уткина стал 1922 год: поэт начал сотрудничать с иркутской газетой «Власть труда». Здесь появились не только его первые очерки и заметки, но и стихи, в том числе сатирические частушки на злобу дня за подписью «Утя». В 1923 году он вступил в кружок пролетарских поэтов ИЛХО – Иркутское литературно-художественное объединение, где среди прочих также состояли Джек Алтаузен и Михаил Скуратов. В 1924-м губком партии и губком комсомола отправили Уткина учиться в Москву, в Институт журналистики. Здесь и началась его настоящая литературная биография.

В Москве Иосиф Павлович работал завлитотделом в только что образованной «Комсомольском правде». В 1925-м вышла «Первая книга стихов». После окончания учебы в институте в 1928 году Уткин побывал вместе с Александром Жаровым и Александром Безыменским за границей: Чехословакия, Австрия, Италия, Франция. Все трое гостили у Максима Горького в Сорренто. Вернувшись домой, Уткин работал завотделом поэзии в Издательстве художественной литературы.

С началом Великой Отечественной поэт сразу же отправился на фронт: воевал на Брянском фронте. После ранения в сентябре 1941-го под Ельней (Смоленская область) был отправлен в эвакуацию в Ташкент, но уже в 1942-м снова вернулся на фронт – теперь уже в качестве спецкора Совинформбюро от газет «Правда» и «Известия». Написал немало замечательных фронтовых стихов, хотя уровня Константина Симонова, Михаила Исаковского и тем более Александра Твардовского здесь не достиг. Многие, например, литературовед Олег Лекманов, считают его автором одного произведения – «Повести о рыжем Мотэле...».

Иосиф Уткин погиб 13 ноября 1944 года в авиационной катастрофе под Москвой, возвращаясь в столицу с Западного фронта.