Юрий Олеша: здорово, Герман!

Пиковая дама

Швырнул шинель. Прошёл упруго,
Блестя в паркете. Игроки.
Затянуты затылки туго
В галунные воротники.
Вошёл. Слуга склоняет плечи,
В чулках и белом парике.
Струится синий дым и свечи
Коптят амуров в потолке.
В трюмо повторенный, весь в белом
Сиятельный кавалергард.
Сукно запачканное мелом,
Зеленое рябит от карт
«Здорово, Герман!» – Он поклона
Не замечает. Подошёл
И профилем Наполеона
Склонился и глядит на стол.
Столпились. Кто-то звякнул шпорой,
Облокотившись на сукно
И оглянулся тот, который
В бокалы наливал вино.
Почудилась улыбки прелесть
И плечи в бантах, взгляд – и вдруг
Чепец, трясущаяся челюсть
И вены исхудалых рук…
А подле медленно и прямо
Посмотрят мёртвые глаза
И ляжет пиковая дама
Взамен счастливого туза.

(1918)

(Орфография и пунктуация даются в соответствии с публикацией текста в литературно-художественном журнале «Южное сияние», №30)

Чем это интересно

Олеша всегда чувствовал тесную связь с Пушкиным. Он учился в Ришельевском лицее в Одессе, втором по времени создания после Царскосельского. К тому же в его лицее бывал и сам Александр Сергеевич. Вместе с другими поэтами-одесситами, прежде всего Эдуардом Багрицким и Валентином Катаевым, юноша принимал участие в работе литературного кружка «Зеленая лампа», безусловного наследника «Зеленой лампы» образца 1819–1820 гг., где состоял среди прочих и Пушкин.

Олеша был автором «Новейшего путешествия Евгения Онегина по Одессе» и целого цикла стихов под условным названием «Пушкиниана». Большинство из них, как и «Пиковая дама», служили своего рода иллюстрацией к пушкинским текстам: «Каменному гостю», «Моцарту и Сальери». Но однажды Олеша поздравил в стихах великого собрата с 1 Мая:

Сделайтесь весёлыми, от восторга пьяными.
Уничтожьте к прошлому всякие мосты.
Увенчайте Пушкина красными тюльпанами,
Лепестками рдяными, как его мечты.
Александр Сергеевич! Это ведь отмщение –
Отомстили правнуки, век спустя за вас,
Всё, за что страдали вы, ваши злоключения,
Третье отделение, горестный Кавказ…

Здесь очень заметно влияние Игоря Северянина. Некоторые стихи Олеши были прямым ему подражанием, например, «Письмо истерической женщины»:

В половине восьмого, в загородней кофейне на открытой веранде
Вы сидели в компаньи припомаженных денди и раскрашенных дам…
И я видела ясно, что теперь вы забыли о сиреневой Ванде –
Вы забыли? – так что-ж, я вас помню и, знайте, никому не отдам…

И все же главными кумирами поэтов-одесситов были Пушкин и Маяковский. Олеша подражал в том числе и последнему, причем опять в связи с 1 Мая:

Трубы разевая,
Ударим марш:
Первое мая –
Праздник наш!
Ярче шелка
Горит кумач…
Эй, комсомолка,
Зубов не прячь:
Белые зубы,
Глаз голубой –
Солнце в трубы
Лезет с головой.

Это произведение («Марш Первого Мая») опубликовано в книге «Салют. Стихи (1923–1926)» (М.: Изд-во «Гудок», с. 11). Вместо имени автора значится только: Зубило. Под этим псевдонимом Олеша выступал на четвертой полосе железнодорожной газеты «Гудок» со стихотворными фельетонами и патриотическими стихами, а также ездил с концертами по стране, импровизируя стихи прямо на сцене. Интересно, что предисловие к сборнику («Поэт труда и революции – Зубило») тоже начиналось со стихов Пушкина. Так что самое время к нему вернуться.

В 1918 году Одессу посетил Алексей Толстой. Перед ним, в доме «у одного из местных меценатов» (Ю. Олеша. Ни дня без строчки. СПб.: Азбука, 2015, с. 841), выступали молодые поэты так называемой южной школы. Олешу приберегли напоследок, для апофеоза. Когда он вышел на сцену, из публики стали кричать, мол, «Пушкиниану» давай.

Поэт начал читать «Пиковую даму», стихотворение, «которое было признано всеми как лучшее в цикле» (там же, с. 845). Алексей Толстой имел привычку реагировать на смешное чем-то вроде хрюканья. И вот, едва прозвучала строчка «коптят амуров в потолке», писатель хрюкнул.

«Все, конечно, услышали это. Все, конечно, увидели, как, вынув изо рта трубку, он смотрит на меня, мигая.
– То есть как это, "коптят амуров"? – спросил он. – Как с окороками это делают, что ли?
– Почему с окороками? – спросил я обиженно.
– Надо было сказать – "закапчивают" или "покрывают копотью". А коптят амуров – это получается, что копченые амуры.
Первым захохотал наиболее среди нас чувствовавший юмор Катаев. В следующую минуту хохотали уже все».

Олеша был обескуражен, но когда Толстой сказал, что и у себя тоже замечает ляпсусы, что и он ученик, а никакой не мэтр, а потом, извинившись, предложил читать дальше, автор воспрял и уверенно продолжил чтение.

Однако лирические стихи Олеша после этого писать перестал. Сохранился только один рукописный сборник «Виноградные чаши» с произведениями 1915–1917 гг., то есть еще до «Пушкинианы». Стихи под псевдонимом Зубило – это уже или сатира, или оды советскому строю и его вождям, пускай и с поразительными подчас сравнениями (о Ленине сказано, например, что он «блистательней радуг полярных, / прекрасней оленьих рогов»).

Поэзия, однако, со временем стала переходить в прозу. Аркадий Белинков, автор монументального труда «Сдача и гибель советского интеллигента. Юрий Олеша» назвал «прямой предвестницей» романа для детей «Три толстяка» трагикомедию в стихах «Игра в плаху» (написана в 1922, опубликована в 1934 в журнале «Тридцать дней», №5). Кроме того, в тексте этого романа есть стихи, как и в «Зависти» (песенка про Тома Вирлирли, например).

Показательны названия некоторых глав у Белинкова: «Поэт и толстяк», «Смерть поэта». Во многом как поэта, под именем «ключика», представляет Олешу и Валентин Катаев в повести «Алмазный мой венец». Но самое интересное, что поэзия не просто переходила в прозу – она эту прозу исподволь разрушала. Итоговый труд писателя – его дневники, опубликованные посмертно под названием «Книга прощания» (в сборке В. Шкловского они назывались «Ни дня без строчки») – не что иное, как причудливый симбиоз поэзии и прозы. Автор и сам это понимал: «Я сочиняю отдельные строчки. Это возможно, когда человек пишет стихи – проза, статья, драма так не могут быть создаваемы». Но его дневники – не то и не другое. Точнее всего определил  это явление одесский журналист и культуролог Евгений Голубовский: перед нами «поэтический распад прозаической формы». Он же не без оснований заметил, что в своей прозе писатель стал в большей степени поэтом, чем в стихах. Этот тезис заслуживает отдельного исследования, но что касается лирической линии в поэзии Олеши, то она, похоже, действительно завершилась копчеными амурами в Одессе 1918 года.

Справка об авторе

Юрий Карлович Олеша родился 3 марта (по новому стилю) 1899 года в городе Елисаветграде, он же Зиновьевск, Кирово, Кировоград и, наконец, Кропивницкий, на территории современной Украины. Родным языком мальчика был польский. В 1902 году семья переехала в Одессу. В 1922-м году родители эмигрировали в Польшу, но после смерти мужа мать Олеши, Олимпия Владиславовна, вернулась в Россию.

Юрий Олеша учился в Ришельевском лицее (гимназии), играл в футбол за лицейскую команду. Во время учебы начал писать стихи: первая публикация состоялась в 1915 году в журнале «Южный вестник». В 1917-м поступил в Одесский университет, где изучал юриспруденцию, но не окончил курса. Организовал вместе с Эдуардом Багрицким, Валентином Катаевым и Ильей Ильфом группу «Коллектив поэтов», принимал участие в работе кружка «Зеленая лампа».

Во время Гражданской войны писатель оставался в Одессе. В 1921 году он переехал в Харьков, год спустя – в Москву. Работал в «Гудке», где, одновременно с сочинением злободневной стихотворной продукции под псевдонимом Зубило, начал сочинять прозу и пьесы. В 1924-м закончил роман для детей «Три толстяка», в 1927-м опубликовал роман «Зависть», признанный одной из вершин русской литературы ХХ века. В дневниках записал, что в 1931 году литература закончилась. С тех пор из под его пера никаких крупных художественных произведений не выходило, но сама «Книга прощания» (собственно дневники) стала его истинным opus magnum и, к тому же, уникальным сплавом прозы и поэзии.

Во время Великой Отечественной войны Олеша находился в эвакуации в Ашхабаде. Работал на радио. Вернулся в Москву в 1947-м. Юрий Карлович Олеша умер 10 мая 1960 года. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.