Новелла Матвеева: не бард, а менестрель
В день рождения одной из первых советских певиц-сонграйтеров Prosodia вспомнила пять самых популярных ее текстов.
Владимир Савостьянов Источник
Слова «сонграйтер» в 60-х годах в СССР никто не знал, изредка использовался термин «автор-исполнитель». Да и кто такая эта Новелла Матвеева – тоже почти никто не знал . Она не была поп-звездой – тогда не было поп-звезд, о ней не писали газеты, кроме «Комсомольской правды».
Конечно, дотошные поклонники могли пойти в библиотеку, поднять архивы «Комсомолки» и узнать, что Матвеева родилась 7 октября 1934 года в Царском (тогда – Детском) Селе, работала в колхозе пастушкой, окончила всего 4 класса – из-за болезни. Однако девочка много читала, а домашние уроки ей давала мама, школьная учительница.
После статьи 1959 года в «Комсомолке» (со стихами нашей героини) Матвееву зачислили без экзаменов на заочные курсы при Литинституте. Ее первый сборник был издан в 1961 году, тогда же поэтессу приняли в Союз писателей СССР.
Большинство слушателей в середине 60-х, когда вышла первая пластинка Матвеевой, ничего такого не знали. Они слушали и думали: имя – странное, голос – очень странный, как будто поет ребенок. Причем не всегда жизнерадостный ребенок, иногда – грустный, иногда – задумчивый. Такой эмоциональный диапазон был нечастым явлением в советской песне.
Тогда, за редким исключением, было принято петь так, чтобы в голосе чувствовалось: певец улыбается. Послушайте Аду Якушеву (еще одна известная певица-сонграйтер той поры, первая жена Юрия Визбора). Якушева если и грустит, то потому, что за спиной тяжелый походный рюкзак, но в ее голосе можно услышать, что скоро привал и встреча с любимым.
Якушева была бардом.
Матвеева подчеркивала, что она не бард, а менестрель и следует общеевропейской традиции. Мелодия ее самой популярной песни «Девушка из харчевни» (согласитесь, нехарактерное название для советских времен) – стилизация под шотландские мелодии, что тоже большая редкость.
Ну и о комсомоле Матвеева не пела. И в КПСС не вступала. Но пластинку в 1966 году выпустила. Это была первая в СССР пластинка с авторскими песнями. У Якушевой винил вышел только в 90-е.
В общем, Новелла Матвеева во многих отношениях была уникальным явлением.
Спустя много лет (уже в XXI веке) я узнал, что ее отец – Николай Матвеев-Бодрый, географ, историк-краевед Дальнего Востока. Мать – поэтесса, учительница. Дядя – Венедикт Март, поэт-футурист, расстрелян в 1937-м, а его сын, двоюродный брат Матвеевой, – Иван Елагин, поэт-эмигрант второй волны.
Кстати, многие думают, что текст «Я мечтала о морях и кораллах, / Я поесть хотела суп черепаший. / Я шагнула на корабль, / A кораблик оказался из газеты вчерашней» написала Матвеева. Это распространенное заблуждение, автор – Роберт Рождественский.
В 1998 году Новелла Матвеева стала лауреатом Пушкинской премии в области поэзии – первой в истории премии, в 2002 году – лауреатом Государственной премии Российской Федерации в области литературы и искусства.
В последние годы Матвеева жила уединенно, на даче в Сходне, переводила сонеты Шекспира. Незадолго перед смертью (4 сентября 2016 года) она напомнила о себе широким массам, написав цикл стихотворений, воспевающих присоединение Крыма к России и клеймящих позором либеральную «пятую колонну».
Но не будем о политике. Вспомним лучшие стихи и песни Матвеевой, которые принесли ей любовь слушателей в 60-х и 70-х годах прошлого века.
Любви моей ты боялся зря –
Не так я страшно люблю.
Мне было довольно видеть тебя,
Встречать улыбку твою.
И если ты уходил к другой,
Иль просто был неизвестно где,
Мне было довольно того, что твой
Плащ висел на гвозде.
Когда же, наш мимолетный гость,
Ты умчался, новой судьбы ища,
Мне было довольно того, что гвоздь
Остался после плаща.
Ля-ля-ля, ля-ля-ля...
Теченье дней, шелестенье лет,
Туман, ветер и дождь.
А в доме события – страшнее нет:
Из стенки вынули гвоздь.
Туман, и ветер, и шум дождя,
Теченье дней, шелестенье лет,
Мне было довольно, что от гвоздя
Остался маленький след.
Когда же и след от гвоздя исчез
Под кистью старого маляра,
Мне было довольно того, что след
Гвоздя был виден вчера.
Ля-ля-ля, ля-ля-ля...
Любви моей ты боялся зря.
Не так я страшно люблю.
Мне было довольно видеть тебя,
Встречать улыбку твою.
И в теплом ветре ловить опять
То скрипок плач, то литавров медь...
А что я с этого буду иметь,
Того тебе не понять.
Ля-ля-ля, ля-ля-ля...
Летняя ночь была
Теплая, как зола.
Так, незаметным шагом,
До окраин я дошла.
Эти окраины
Были оправлены
Вышками вырезными,
Кружевными кранами.
Облики облаков,
Отблески облаков
Плавали сквозь каркасы
Недостроенных домов.
Эти дома без крыш
В белой ночной дали
В пустошь меня зазвали,
В грязь и глину завели.
На пустыре ночном
Светлый железный лом,
Медленно остывая,
Обдавал дневным теплом.
А эти дома без крыш
В душной ночной дали
Что-то такое знали,
Что и молвить не могли.
Из-за угла, как вор,
Вынырнул бледный двор:
Там на ветру волшебном
Танцевал бумажный сор.
А эти дома без крыш
Словно куда-то шли,
Шли-плыли, как будто были
Не дома, а корабли.
Встретилась мне в пути
Между цементных волн
Кадка с какой-то краской,
Точно в теплом море – чёлн.
Палка-мешалка в ней,
Словно в челне весло...
От кораблей кирпичных
Кадку-лодку отнесло.
Было волшебно всё:
Даже бумажный сор,
Даже мешалку-палку
Вспоминаю до сих пор.
И эти дома без крыш,
Светлые без огня,
Эту печаль и радость,
Эту ночь с улыбкой дня.
Я леплю из пластилина
(Пластилин нежней, чем глина),
Я леплю из пластилина
Кукол, клоунов, собак…
Если кукла выйдет плохо,
Назову её – Дурёха.
Если клоун выйдет плохо,
Назову его – Дурак.
Подошли ко мне два брата,
Подошли и говорят:
– Разве кукла виновата?
Разве клоун виноват?
Ты их любишь маловато,
Ты их лепишь грубовато,
Ты сама же виновата,
А никто не виноват.
Я леплю из пластилина,
А сама вздыхаю тяжко…
Я леплю из пластилина,
Приговариваю так:
– Если кукла выйдет плохо,
Назову её – Бедняжка,
Если клоун выйдет плохо,
Назову его – Бедняк.
Жил кораблик веселый и стройный:
Над волнами как сокол парил.
Сам себя, говорят, он построил,
Сам себя, говорят, смастерил.
Сам смолою себя пропитал,
Сам оделся и в дуб и в металл,
Сам повел себя в рейс – сам свой лоцман,
Сам свой боцман, матрос, капитан.
Шел кораблик, шумел парусами,
Не боялся нигде ничего.
И вулканы седыми бровями
Поводили при виде его.
Шел кораблик по летним морям,
Корчил рожи последним царям,
Все ли страны в цвету, все ль на месте, –
Все записывал, все проверял!
Раз пятнадцать, раз двадцать за сутки
С ним встречались другие суда:
Постоят, посудачат минутку
И опять побегут кто куда...
Шел кораблик, о чем-то мечтал,
Все, что видел, на мачты мотал,
Делал выводы сам, – сам свой лоцман,
Сам свой боцман, матрос, капитан!
На землю падал снег, и кто-то пел о том,
Как жил да был старик с шарманкой и сурком;
Что он вставал чуть свет и шел за песней вслед.
О том, что на земле шарманок больше нет.
Шарманок, шарманок,
Шарманок больше нет.
Скажите, а зачем шарманка вам нужна?
И хриплая совсем и сиплая, она
Скрежещет, как возок, скрипит, как бурелом,
Как флюгер, как сапог, как дерево с дуплом.
Как дерево, как дерево,
Как дерево с дуплом.
Достойные друзья! Не спорю с вами я;
Старик шарманщик пел не лучше соловья.
Но, тронет рукоять, и... – верьте, что порой
Он был самостоятельнее, чем король.
И счастье и печаль звучали в песне той;
Был тих ее напев старинный и простой...
Не знаю, как мне быть! Нельзя ли как-нибудь
Шарманку обновить? Шарманщика вернуть?
– Шарманщик!
– Эй, шарманщик!
– ...Шарманщика вернуть.
Конечно, дотошные поклонники могли пойти в библиотеку, поднять архивы «Комсомолки» и узнать, что Матвеева родилась 7 октября 1934 года в Царском (тогда – Детском) Селе, работала в колхозе пастушкой, окончила всего 4 класса – из-за болезни. Однако девочка много читала, а домашние уроки ей давала мама, школьная учительница.
После статьи 1959 года в «Комсомолке» (со стихами нашей героини) Матвееву зачислили без экзаменов на заочные курсы при Литинституте. Ее первый сборник был издан в 1961 году, тогда же поэтессу приняли в Союз писателей СССР.
Большинство слушателей в середине 60-х, когда вышла первая пластинка Матвеевой, ничего такого не знали. Они слушали и думали: имя – странное, голос – очень странный, как будто поет ребенок. Причем не всегда жизнерадостный ребенок, иногда – грустный, иногда – задумчивый. Такой эмоциональный диапазон был нечастым явлением в советской песне.
Тогда, за редким исключением, было принято петь так, чтобы в голосе чувствовалось: певец улыбается. Послушайте Аду Якушеву (еще одна известная певица-сонграйтер той поры, первая жена Юрия Визбора). Якушева если и грустит, то потому, что за спиной тяжелый походный рюкзак, но в ее голосе можно услышать, что скоро привал и встреча с любимым.
Якушева была бардом.
Матвеева подчеркивала, что она не бард, а менестрель и следует общеевропейской традиции. Мелодия ее самой популярной песни «Девушка из харчевни» (согласитесь, нехарактерное название для советских времен) – стилизация под шотландские мелодии, что тоже большая редкость.
Ну и о комсомоле Матвеева не пела. И в КПСС не вступала. Но пластинку в 1966 году выпустила. Это была первая в СССР пластинка с авторскими песнями. У Якушевой винил вышел только в 90-е.
В общем, Новелла Матвеева во многих отношениях была уникальным явлением.
Спустя много лет (уже в XXI веке) я узнал, что ее отец – Николай Матвеев-Бодрый, географ, историк-краевед Дальнего Востока. Мать – поэтесса, учительница. Дядя – Венедикт Март, поэт-футурист, расстрелян в 1937-м, а его сын, двоюродный брат Матвеевой, – Иван Елагин, поэт-эмигрант второй волны.
Кстати, многие думают, что текст «Я мечтала о морях и кораллах, / Я поесть хотела суп черепаший. / Я шагнула на корабль, / A кораблик оказался из газеты вчерашней» написала Матвеева. Это распространенное заблуждение, автор – Роберт Рождественский.
В 1998 году Новелла Матвеева стала лауреатом Пушкинской премии в области поэзии – первой в истории премии, в 2002 году – лауреатом Государственной премии Российской Федерации в области литературы и искусства.
В последние годы Матвеева жила уединенно, на даче в Сходне, переводила сонеты Шекспира. Незадолго перед смертью (4 сентября 2016 года) она напомнила о себе широким массам, написав цикл стихотворений, воспевающих присоединение Крыма к России и клеймящих позором либеральную «пятую колонну».
Но не будем о политике. Вспомним лучшие стихи и песни Матвеевой, которые принесли ей любовь слушателей в 60-х и 70-х годах прошлого века.
Девушка из харчевни
Не так я страшно люблю.
Мне было довольно видеть тебя,
Встречать улыбку твою.
И если ты уходил к другой,
Иль просто был неизвестно где,
Мне было довольно того, что твой
Плащ висел на гвозде.
Когда же, наш мимолетный гость,
Ты умчался, новой судьбы ища,
Мне было довольно того, что гвоздь
Остался после плаща.
Ля-ля-ля, ля-ля-ля...
Теченье дней, шелестенье лет,
Туман, ветер и дождь.
А в доме события – страшнее нет:
Из стенки вынули гвоздь.
Туман, и ветер, и шум дождя,
Теченье дней, шелестенье лет,
Мне было довольно, что от гвоздя
Остался маленький след.
Когда же и след от гвоздя исчез
Под кистью старого маляра,
Мне было довольно того, что след
Гвоздя был виден вчера.
Ля-ля-ля, ля-ля-ля...
Любви моей ты боялся зря.
Не так я страшно люблю.
Мне было довольно видеть тебя,
Встречать улыбку твою.
И в теплом ветре ловить опять
То скрипок плач, то литавров медь...
А что я с этого буду иметь,
Того тебе не понять.
Ля-ля-ля, ля-ля-ля...
Окраина
Теплая, как зола.
Так, незаметным шагом,
До окраин я дошла.
Эти окраины
Были оправлены
Вышками вырезными,
Кружевными кранами.
Облики облаков,
Отблески облаков
Плавали сквозь каркасы
Недостроенных домов.
Эти дома без крыш
В белой ночной дали
В пустошь меня зазвали,
В грязь и глину завели.
На пустыре ночном
Светлый железный лом,
Медленно остывая,
Обдавал дневным теплом.
А эти дома без крыш
В душной ночной дали
Что-то такое знали,
Что и молвить не могли.
Из-за угла, как вор,
Вынырнул бледный двор:
Там на ветру волшебном
Танцевал бумажный сор.
А эти дома без крыш
Словно куда-то шли,
Шли-плыли, как будто были
Не дома, а корабли.
Встретилась мне в пути
Между цементных волн
Кадка с какой-то краской,
Точно в теплом море – чёлн.
Палка-мешалка в ней,
Словно в челне весло...
От кораблей кирпичных
Кадку-лодку отнесло.
Было волшебно всё:
Даже бумажный сор,
Даже мешалку-палку
Вспоминаю до сих пор.
И эти дома без крыш,
Светлые без огня,
Эту печаль и радость,
Эту ночь с улыбкой дня.
Девочка и пластилин
Я леплю из пластилина
(Пластилин нежней, чем глина),
Я леплю из пластилина
Кукол, клоунов, собак…
Если кукла выйдет плохо,
Назову её – Дурёха.
Если клоун выйдет плохо,
Назову его – Дурак.
Подошли ко мне два брата,
Подошли и говорят:
– Разве кукла виновата?
Разве клоун виноват?
Ты их любишь маловато,
Ты их лепишь грубовато,
Ты сама же виновата,
А никто не виноват.
Я леплю из пластилина,
А сама вздыхаю тяжко…
Я леплю из пластилина,
Приговариваю так:
– Если кукла выйдет плохо,
Назову её – Бедняжка,
Если клоун выйдет плохо,
Назову его – Бедняк.
Кораблик
Жил кораблик веселый и стройный:
Над волнами как сокол парил.
Сам себя, говорят, он построил,
Сам себя, говорят, смастерил.
Сам смолою себя пропитал,
Сам оделся и в дуб и в металл,
Сам повел себя в рейс – сам свой лоцман,
Сам свой боцман, матрос, капитан.
Шел кораблик, шумел парусами,
Не боялся нигде ничего.
И вулканы седыми бровями
Поводили при виде его.
Шел кораблик по летним морям,
Корчил рожи последним царям,
Все ли страны в цвету, все ль на месте, –
Все записывал, все проверял!
Раз пятнадцать, раз двадцать за сутки
С ним встречались другие суда:
Постоят, посудачат минутку
И опять побегут кто куда...
Шел кораблик, о чем-то мечтал,
Все, что видел, на мачты мотал,
Делал выводы сам, – сам свой лоцман,
Сам свой боцман, матрос, капитан!
Шарманщик
На землю падал снег, и кто-то пел о том,
Как жил да был старик с шарманкой и сурком;
Что он вставал чуть свет и шел за песней вслед.
О том, что на земле шарманок больше нет.
Шарманок, шарманок,
Шарманок больше нет.
Скажите, а зачем шарманка вам нужна?
И хриплая совсем и сиплая, она
Скрежещет, как возок, скрипит, как бурелом,
Как флюгер, как сапог, как дерево с дуплом.
Как дерево, как дерево,
Как дерево с дуплом.
Достойные друзья! Не спорю с вами я;
Старик шарманщик пел не лучше соловья.
Но, тронет рукоять, и... – верьте, что порой
Он был самостоятельнее, чем король.
И счастье и печаль звучали в песне той;
Был тих ее напев старинный и простой...
Не знаю, как мне быть! Нельзя ли как-нибудь
Шарманку обновить? Шарманщика вернуть?
– Шарманщик!
– Эй, шарманщик!
– ...Шарманщика вернуть.
Читать по теме:
Лань Ма. Что за крепостью крепко спящего сердца
Лань Ма — важная фигура китайской современной поэзии, автор «Манифеста до-культуры», опубликованного в первом выпуске культового журнала «Анти-А». Иван Алексеев перевел для Prosodia фрагменты «Песни благословения бамбуковой рощи» — цикла, в котором много разговоров с Богом и живого ощущения непознаваемого.
Виктор Цененко. Понял ли ты своё сердце?
Поэт из Ростова-на-Дону Виктор Цененко создает балладный мир, лишенный ярких признаков современности, и самая главная тайна в нем — человеческое сердце. Это первая публикация поэта в литературном издании.