Арсений Тарковский: о малохольной холуйке Молоховец

Елена Молоховец

                …после чего отжимки можно отдать на кухню людям.
                Е. Молоховец. Подарок молодым хозяйкам. 1911.


Где ты, писательница малосольная,
Молоховец, холуйка малохольная,
Блаженство десятипудовых туш
Владетелей десяти тысяч душ?
В каком раю? чистилище? мучилище?
Костедробилище?
А где твои лещи
Со спаржей в зеве? раки бордолез?
Омары Крез? имперский майонез?
Кому ты с институтскими ужимками
Советуешь стерляжьими отжимками
Парадный опрозрачивать бульон,
Чтоб золотым он стал, как миллион,
Отжимки слугам скармливать, чтоб ведали,
Чем нынче наниматели обедали?
Вот ты сидишь под ледяной скалой,
Перед тобою ледяной налой,
Ты вслух читаешь свой завет поваренный,
Тобой хозяйкам молодым подаренный,
И червь несытый у тебя в руке,
В другой — твой череп мямлит в дуршлаге.
Ночная тень, холодная, голодная,
Полубайстрючка, полублагородная…

(1957)

Чем это интересно

По словам Евгения Замятина, Молоховец в русской эмиграции первой волны была самым ходовым товаром – наряду с Пушкиным. В советской России трепетное отношение к главному национальному поэту сохранилось, но к главному кулинарному писателю поменялось на прямо противоположное. Вот что пишет на этот счет британский историк и филолог-русист, профессор Оксфордского университета Катриона Келли в статье «Ленинградская кухня/La cuisine leningrandaise – противоречие в определении?»: «В советский период в интеллигентских кругах бытовало некое устойчивое "фольклорное представление" о Молоховец как о создателе феноменально роскошных и замысловатых рецептов. Показательным для содержания книги считался приписываемый ей совет: "Если к вам неожиданно пришли гости, cпуститесь в погреб и возьмите телячью ногу" (по другим версиям – окорок, баранью ногу, холодного рябчика)». Келли связывает «превращение Молоховец в антигероя советской культуры (некоего монстра обжорства)» с тем, что новые кулинарные книги печатались в основном в Москве, столице СССР, и феномену гастрономии бывшей имперской столицы должного внимания не уделялось, тогда как кулинарные советы Елены Ивановны будто бы теснее всего связаны именно с этим феноменом. Возможно, в этом и есть своя правда. Книга Молоховец стала одним из важных символов царской России, но вообще-то она была написана и впервые издана в провинции, в Курске, где вполне могли и не знать всех тонкостей питерской гастрономии.

В стихах Тарковского уже по одному эпиграфу к ним безошибочно считываются совершенно иные, так сказать, классовые мотивы ненависти. Ну в самом деле, что это такое: «Каждые 10–15 минут сливать в горшочек растопленный жир, пока весь не растопится и не останутся одни шкварки, которые отдать прислуге к какой-нибудь каше» – явная дискриминация.

Татьяна Толстая, рецензируя в 1992 году перевод книги Молоховец на английский язык, писала о ней сразу как о воплощении Золотого века царской России (рецензия так и называется – «Золотой век») и приглашении на казнь. Как и Тарковского, ее возмущает отношение автора к прислуге. «Слуги не голодают, однако при чтении меню для них в душе начинают шевелиться злобные классовые чувства. Так, скажем, завтрак для этих круглосуточных тружеников зачастую состоит из одного молока или простокваши, обед – из супа и каши, на ужин предлагается доесть объедки от обеда. О фруктах ни слова: грубые люди должны есть грубые вещи. Вот постные завтраки: копченая селедка. Или же: тертая редька с постным маслом на черном хлебе и чай. Хочется собраться в кружок и петь революционные песни, или примкнуть к террористам, или воровать».

Книга «Подарок молодым хозяйкам…» вышла в год освобождения крестьян от крепостного рабства, а умерла Елена Молоховец чуть больше года спустя после революции, 15 декабря 1918-го, в голодном Петрограде, без средств к существованию, пережив и мужа, и восьмерых из десяти своих детей. Тут сложно не усмотреть горькую и страшную иронию судьбы. Но ирония есть и в другом. Творение Молоховец, при всей его кажущейся абсурдности в новой России, не просто выжило. Оно – победило. Рецепты легендарной советской «Книги о вкусной и здоровой пище», которая вышла в 1939 году и с тех пор многократно переиздавалась огромными тиражами, во многом дублировали рецепты Елены Ивановны. При этом они проигрывали в практическом плане, поскольку там редко указывалось, сколько и чего брать в граммах (не говоря уж о фунтах), как долго жарить, парить, тушить, варить и пр. Все это убедительно показано в работе Келли на примере всего лишь двух майонезов: из рыбы с салатом и зеленым соусом (Молоховец) и из судака, кеты или (так!) форели (КВЗП).

Ненависть Тарковского к бабе-поварихе всея Руси, как окрестил писательницу Василий Розанов, сегодня, конечно же, удивляет – но не градусом накала и уж, конечно, не тем, что адресат не стоил нервов поэта. Она удивляет как анахронизм.
  
Времена и нравы поменялись радикально. Молоховец в голову не приходило называть себя даже кулинарным писателем, каких сегодня расплодилось во множестве, причем далеко не в последнюю очередь в среде, так сказать, творческой интеллигенции. Елена Ивановна полагала, что «составление поварской или хозяйственной книги вообще к писательству отнюдь не относится». Но при этом она имела сладость мечтать о карьере писателя. В 1866 году она переехала из Курска в Санкт-Петербург и стала писать книги на темы спиритизма и православного мистицизма. С ними, кстати, она как раз и приходила к Василию Розанову. Но тот отказался их читать, заявив, что это ему не нужно. По другой версии, писатель просто выпроводил ее за дверь, сказав: «Идите, идите, а то я умру через три недели, если стану разбирать все русское кликушество…»

Молоховец одержала победу и здесь: ее религиозному учению посвящаются сегодня отдельные научные работы. Вот только обязаны мы этим все-таки ее кулинарным заслугам.

Справка об авторе

Арсений Тарковский написал стихи о Елене Молоховец в очень трудное для себя время. Это были годы его затяжного молчания в печати. Оно началось в 1946-м, после постановления ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград». Документ был направлен против Михаила Зощенко и Анны Ахматовой, но ударил и по Тарковскому: ему запретили печататься. Только в 1962 году у поэта выйдет его первая книга «Перед снегом». Получается, что стихотворение о Молоховец написано в стол. Это тоже могло добавить неприязни к адресату. Но, конечно, право на ненависть к бабе-поварихе давала главным образом семейная история Тарковского. Отец поэта был участником народнического кружка, находился под гласным надзором полиции, побывал в тюрьмах и сибирской ссылке. Старший брат Валерий погиб в 1919 году, сражаясь против атамана Григорьева. Как после этого не клеймить особу, связанную со старом режимом наиболее тесно, – через его чрево?

Из текста стихотворения с его холодом и голодом в финале можно предположить, что Тарковский знал о том, в каких условиях умерла Елена Молоховец. Почему даже это не настроило автора на более сочувственный лад? Опять-таки в виде предположения: поэт угадывал в ее труде проблески нового религиозного культа – культа все того же чрева: отсюда и «налой», и «завет». Эта религия распространилась теперь почти повсеместно. Мы видели, что сама Елена Ивановна искала настоящих прозрений в другом. Но так уж получилось, что сегодня именно рестораны стали главными культурными, да и религиозными объектами. И заслуга Молоховец в этом, бесспорно, есть. А значит, и у тех, кто еще ищет божества и вдохновенья каким-то иным способом, например, вникая в стихотворные строчки, остаются причины для ненависти.

Всем приятного аппетита!