Иван Елагин: работяга-водопад

Ниагара

Лакированным отрядом
Мчат они по автострадам.

Пролетают, как в угаре,
К Ниагаре, к Ниагаре!

Бравый парень за рулем
Восседает королем.

Он король-молодожен,
Он, как пушка, заряжен!

И сидит у парня справа
Расфуфыренная пава.

Ниагара, Ниагара,
Над речным резервуаром,

Упираясь в берега,
Блещет вольтова дуга!

Ослепительно, бурливо
Со скалистого обрыва,

Точно с ткацкого станка,
Льются белые шелка.

Ниагара, грохот твой
У меня над головой,

Надо мной твой звездный ливень
Неизбывен, непрерывен.

Над веками, над людьми
Ты шумела и шуми,

Ниагара, так и стой
Подвенечною фатой!

Пусть шипит твоя волна,
Добела расщеплена.

Ниагара, Ниагара,
Обдаешь ты белым паром,

Ты вздымаешь горы брызг,
Над тобою чаек визг,

И малютка-пароходик
Под стеной твоей проходит,

Под летящею стеной,
Леденящей, навесной.

Ниагара, Ниагара,
Никому ты не налгала,

Твой пленительный обвал
Грохотать не уставал.

Отчего ж такая кара,
Ниагара, Ниагара?

Над тобою непрестанно
Вырастают рестораны,

Твой могучий водоем
Отдан хищникам внаем,

И пристал, как банный лист,
Облепил тебя турист,

Он толпится у перил,
Он очки в тебя вперил,

Он садится в вертолет,
Сверху он в тебя плюет,

Там, где воды мчатся вскачь –
Сколько выстроено дач!

Там, где вечность шумно льет, –
Он свои коктейли пьет,

И жену, как тесто, месит,
Проводя медовый месяц,

Дышит пьяным перегаром
Ниагара, Ниагара!

Помнишь ты, как ирокез
По твоим порогам лез?

Сжаты водами в тиски,
Мчались в бочках смельчаки,

В твой поток кидаясь ярый,
Ниагара, Ниагара!

Пред толпою хорохорясь,
Над тобой канатоходец

Балансировал с шестом
И чернел вверху крестом.

А совсем внизу у спада,
Где вода толпиться рада,

Где река буграми взрыта
Между выступов гранита,

Прямо в каменные щели
Гидростанции засели.

Рев бушующих турбин
Слился с грохотом глубин.

Ниагара, сотрясай
Гидростанций корпуса!

Ниагара, оправдай
Все на свете провода!

Чтобы славу разносила
О тебе электросила,

Что ты трудишься на благо,
Что у нас ты работяга,

Что ты мощь земного шара,
Ниагара, Ниагара!

(1967)

Чем это интересно

Стихотворение удивляет явным нарушением романтического канона: поначалу поэт обрушивается на пошлость молодоженов и туристов, но заканчивает все не проклятиями и не призывами расплеваться с обыденностью, а разговором о гидростанциях, электросиле и похвалой водопаду-работяге, пекущемуся о благе землян. Иными словами, привычное низвержение филистерских радостей оборачивается чуть ли не производственной поэмой.

Образ водопада в русской поэзии – тема отдельного разговора. У Елагина можно найти и переклички с державинской одой «Водопад» (у одного «река буграми взрыта», другого – «бьет вверх буграми»), и с элегией Евгения Баратынского (у обоих встречается обращенный к стихии императив «шуми»). Нелишне вспомнить и Николая Языкова: кажется, он первым в русской поэзии водопадную тему напрямую связал с Ниагарой (Державин имел в виду все-таки Кивач, Баратынский – Иматру):

Море блеска, гул, удары,
И земля потрясена;
То стеклянная стена
О скалы раздроблена,
То бегут чрез крутояры
Многоводной Ниагары
Ширина и глубина.

Лирический герой Языкова любуется мощью природы и беспомощностью пловца, унесенного «быстриною» и уже смирившегося с неминуемой гибелью в роковом потоке.

Переклички есть, но все-таки это очень далекое эхо. При чтении «Ниагары» Елагина первой приходит на ум Марина Цветаева: она была кумиром его юности, поэт сам признавался, что очень дорожит ее «певчим слухом» (см. Стихотворение «У вод Моногахилы» в кн. Иван Елагин. Собрание сочинений в двух томах. М.: «Согласие», 1998. Т.2. С. 79). В некоторых вещах присутствует даже подражание цветаевской интонации, например, когда лирический герой «Льдины» просит «льдину без кодекса, льдину без статуса, / Льдину для тех, кому хочется спрятаться, / Льдину, что в море плывет анонимно, / Льдину без флага, льдину без гимна» (Ibid, Т.1. С. 251).

«Ниагара» в начальной части несколько напоминает финал «Поэмы Горы», где Цветаева проклинает еще только предполагаемых дачников: «Да не будет вам счастья дольнего, / Муравьи, на моей горе!» Более того, Марина Ивановна обращается даже к детям этих будущих муравьев – и с каким конструктивными призывами: «Дочь, ребенка расти внебрачного! / Сын, цыганкам себя страви!» А что в финале у Елагина? Мы уже говорили: гидростанции, электросила, водопад-работяга. Конечно, с Ниагарой поэт не был связан так интимно, как Цветаева со своей Горой, но, с другой стороны, и самый грозный в мире водопад – не какой-то там Петршин холм в Праге (который Гора!), его тем более следовало бы как-то защитить, а не запрягать в турбины.

Елагин нарушает еще одну важную романтическую заповедь: он не чурается пользы. А польза выводила из себя даже жесткого и желчного Владислава Ходасевича. В своем «Водопаде» из «Соррентийских заметок» он даже призвал поток скрыться обратно в недрах земли, только «чтобы корыстная рука / Струи полезной не схватила / В долбленый кузов черпака» (1925).

Так откуда же такой финал в «Ниагаре» Елагина? Почему поэт не закончил хотя бы прославлением безумства храбрых? Мог бы раскрыть имена своих героев. В деревянной бочке с Ниагары в свой 63 день рождения (24 октября 1838 года) спрыгнула Энни Эдсон Тейлор. По канату над пучиной в 1859-м прошел француз Шарль Блонден, причем несколько раз: с завязанными глазами, на ходулях, с тачкой, с человеком на плечах. Поди плохо? Может, лучше было бы совсем без ГЭС?

Проще всего допустить, что автор сформировался как советский поэт (см. опять же Иван Елагин. Собрание сочинений в двух томах. М.: «Согласие», 1998. Т.1. С. 25). Отсюда, мол, и этот его наивный позитивизм. Но «Ниагару» написал уже не советский, а в полном смысле американский Елагин: он переехал в Штаты в 1950 году, книга «Косой полет», где помещено стихотворение, вышла в 1967-м. Достаточно времени для метаморфозы. А главное, Елагин – вовсе не позитивист, тем более наивный. Это большой трагический поэт. Это еще и один из самых городских, самых урбанистических русских поэтов. Дома, улицы, скверы, автомобили, светофоры, огни реклам буквально наводняют его стихи. Хрестоматийное «Здесь дом стоял. И тополь был. Ни дома...» – настоящий гимн объемно-пространственной структуре. Лирический герой умеет почувствовать ее даже в отсутствии реальной постройки. И заканчивается стихотворение не проклятием новому дому, который рано или поздно построят на месте исчезнувшего, и даже не сожалением, что хранящаяся в памяти форма не будет совпадать с воссозданной, хотя это сожаление несомненно. Заканчивается все вот как:

Ничто не знает в мире постоянства,
У времени обрублены концы.
Есть только ширь бессмертного пространства,
Где мы и камни – смертные жильцы.

Написанный по следам семейной автокатастрофы, «Наплыв» с его широко цитируемым стихом «во времени, а не в пространстве» радикально ничего меняет. Даже в совершенно прямолинейных стихах о смерти Елагин верен пространствам и объемам:

Строится где-то, строится где-то
Дом для меня, дом для меня,
Там, за углом, за углом света,
Там, за углом, за углом дня.

В этом «Там» никакого электрического освещения уже точно не понадобится. Но пока дом стоит Здесь, оно очень даже необходимо. Так почему бы Ниагаре и не поработать? Да и человеку вместе с ним? Стравить себя цыганкам – не велика заслуга.

Справка об авторе

Иван Елагин (настоящая фамилия Матвеев) родился 1 декабря 1918 года во Владивостоке. Его отцом был известный футурист Венедикт Март (тоже Матвеев). Он решил назвать сына Уотт-Зангвильд-Иоанн. Имя «Иоанн» в документах стало потом «Иваном», а Зангвильд превратился в домашние прозвища «Залик» и «Заяц».

Основные этапы своей биографии Елагин отразит в поэмах «Память», «Беженская поэма» и «Нью-Йорк – Питсбург». Главные события жизни – арест и гибель отца в 1937-м; учеба во Втором киевском медицинском институте; женитьба на поэтессе Ольге Анстей (настоящая фамилия Штейнберг); работа в роддоме в оккупированном немцами городе; бегство от наступающей Красной Армии, сопровождаемой войсками НКВД, в Мюнхен в 1943-м, в лагерь для перемещенных лиц; отъезд в США в 1950-м; чехарда работ, потом 10 лет в газете «Новое русское слово».

С первой женой Елагин развелся сразу после переезда в США. В 1958-м он женится на Ирине Даннгейзер (в браке Матвеева), которая станет его верной спутницей до конца дней. В 1969 году поэт получает степень доктора в своей новой альма-матер, Нью-Йоркском университете, за перевод монументальной поэмы Стивена Винсента Бене «Тело Джона Брауна». В 1970-м переезжает в Питтсбург и становится профессором местного университета. Параллельно он продолжает начатую еще в 1968 году работу в Русской летней школе в Миддлбери, штат Вермонт.

Первая книга стихов Елагина называлась «По дороге оттуда» и вышла еще в Мюнхене в 1947 году. В 1953-м, уже в виде тома избранных произведений, она была выпущена в Издательстве имени Чехова (Нью-Йорк). Пройдет еще десять лет, прежде чем поэтические сборники Елагина начнут появляться в Америке регулярно: «Отсветы ночные» (1963), «Косой полет» (1967), «Дракон на крыше» (1973), «Под созвездием Топора» (1976), «В зале Вселенной» (1982). Последняя книга, «Тяжелые звезды» (1986), вышла за год до смерти поэта. Иван Венедиктович Елагин умер 8 февраля 1987 года в Питтсбурге.