Сказка

Мышонок без страха и без укоризны,

Сэр Рипичип покидает Отчизну.

 

По синему морю кораблик летит,

Нарнийский грызун у кормила стоит.

 

Он должен объехать волшебные страны,

Чтоб всем рассказать о победе Аслана!

 

Ликуй, Мумми-дол! Зазеркалье, сияй!

О Град Изумрудный, лучись и сверкай!

 

Играй, Лукоморье! Под дубом зеленым

Мышонок пирует с котищем ученым!

 

Заздравную песню мурлыкает кот.

Но долго ли, коротко ль – время не ждет.

 

И снова в поход отправляется мышка.

Прощайте, русалки! Привет, коротышки!

 

Но доктор Пилюлькин испуган и зол,

Велит он от бешенства сделать укол.

 

«Клинический случай! Горячечный бред!

Ни львов, ни колдуний, ни Нарнии нет!»

 

«Не то чтобы нет, – заступается Знайка, –

Все это метафоры, символы, знаки

 

Реальности некой – хоть Лев, хоть Змея…

Он вправду взбесился! Спасите меня!!!»

 

И впрямь, Рипичип не на шутку взбесился,

Но славный свой меч осквернить не решился.

 

Сиропчик и Пончик воскликнули: «Ой!

Уж если посланец такой боевой,

 

То Лев-то, зверюга такой здоровенный,

Он нас, толстячков, разорвет непременно!»

 

А Винтик и Шпунтик подумали: «Ишь

Как складно болтает бродячая мышь!

 

Эх, нам бы твои бы, мышонок, заботы!

Кончай перекур. Продолжаем работу»

 

А Гусля, и Тюбик, и Цветик-поэт

Сказали религии твердое «Нет!»

 

Смиренье, трезвление, благоговенье –

Ну где ж тут свобода самовыраженья?!

 

А вот Торопыжка уверовал враз!

Молебны служил он уже через час!

 

Уже через два он с Авоськой подрался,

Поскольку заважничал и обзывался,

 

Сосудом греха Синеглазку назвал

И Цветика книжку в клочки разорвал!

 

Вконец ошалел неофит просветленный –

И был отлучен Рипичип изумленный!

 

Ну что мы за люди? Обидно, ей-ей,

Ужель коротышки глупее мышей?

 

Но ты-то, хоть ты-то, мой бедный Незнайка,

Давай-ка не умничай, слушай давай-ка!

 

(2009)

 

Чем это интересно

Стихотворение интересно уже своим нестандартным сюжетом. Еще никогда проповедь благой вести не доверяли мышам, хотя, например, Владислав Ходасевич и обращался к ним регулярно с теплой молитвой, а Максимилиан Волошин даже написал целую работу «Аполлон и мышь», где этот мелкий грызун трактуется как древний символ бога Солнца и Муз.

 

Кибиров вряд ли мог не учитывать такой традиции. Во всяком случае благовестник у него ничуть не менее важен, чем сама весть. Поэт признавался, что Рипичип – вообще его любимый персонаж в «Хрониках Нарнии». Мыш (именно так, строго в мужском роде) появляется в книге «Принц Каспиан», в главе 6. Он весел, воинственен, носит при себе шпагу и всегда готов пустить ее в дело, если задета честь. Вопросы чести для него первостепенны, и отложить их на время в сторону он может только ради служения даме. Разумеется, это зверь говорящий, но важно, что дар речи он получил не просто так, от рождения, а вместе со всем своим народом, в награду за то, что мыши перегрызли веревки, которыми был связан лев Аслан на Каменном Столе. 

 

Полнее и ярче всего Рипичип проявляет себя в книге «"Покоритель Зари", или Плавание на Край Света». У этого путешествия есть нормальные, прозаические резоны – сейчас неважно, какие именно, но мышонком движет прежде всего поэзия. Оказывается, в детстве его нянчила дриада, и она пела малышу о крае, «где сливаются небо и моря волна, / где вода морская не солона» и где находится «самый восточный Восток». Мышонок не понял смысла песни, но слова его околдовали навсегда. 

 

Надо полагать, как раз на восток и отправляется Рипичип у Кибирова со своей апостольской миссией. Его служение проходило вполне благополучно, пока он не добрался до страны коротышек. С этого момента стихотворение превращается в ряд легко считываемых аллегорий. Медицина отвергает благую весть как горячечный бред, люди искусства – как помеху для свободы самовыражения, пролетариату попросту недосуг, сытых обывателей пугает излишняя экспрессивность мыша. Но вот что интересно. Рипичип атакует только Знайку – ученого, а сам подвергается атаке (отлучению) только со стороны невежественного неофита Торопыжки, который весть вроде бы и принял, но тут же от ее имени оттолкнул и самого благовестника, и женскую красоту, и поэзию, да и ближнему морду набил. Получается, что и наука, и невежество одинаково нехороши для веры? Или просто все дело в малом духовном росте коротышек? 

 

Если бы стихотворение кончилось только риторическим вопросом «ужель коротышки глупее мышей?», его следовало бы считать не сказкой, а басней, с более чем ясной моралью. Но автор уходит от такой прямоты и в финале все надежды возлагает на Незнайку, да еще и просит его, и так уже закоренелого невежду и игноранта, не умничать. Почему? Чем он так уж отличается в своем невежестве от Торопыжки? Неужели речь в самом деле о том, что не мудрым и разумным открываются тайны царствия, а младенцам и простецам (по-латыни – «идиотам»)? 

 

Протоиерей  Михаил Ардов о книге «Греко- и римско-кафолические песенки и потешки», где помещена «Сказка», заявил прямо: «Книга выше всяких похвал, и теперь можно с уверенностью утверждать: русская поэзия обрела "религиозную почву"». Ни больше ни меньше. 

 

Но тогда почему Незнайка бедный? Позволим себе высказать очень простую догадку: потому что он –  альтер-эго автора (чем и отличается от Торопыжки). В этом качестве он появился у Кибирова еще в книге «Шалтай-Болтай» (2002), в стихотворении «Незнайка в Солнечном городе». Там тоже не все однозначно. Если с городом все понятно – фантазии Олдоса Хаксли сбылись, то Незнайка как бы двоится. На первый взгляд, автор ассоциирует себя с поэтом Цветиком: 

 

Я поэт, сквозь мрак поэтик,

от меня тебе приветик,

новый бравый мир,

сбросивший оковы Слова,

меднолобый всадник новый,

новенький кумир!

<...>

Я поэт, зовусь Кибиров,

я видал таких кумиров

столько раз в гробу!

 

Возникает, однако, вопрос: а почему тогда стихотворение названо в честь Незнайки? Ответ угадывается по финалу: да потому что автор ничего не понимает в происходящем и не знает о нем, и все кончается безысходным воем. Почему мир стал таким?

 

Потому…

Окончается на у-у-у-у-у…

 

В «Сказке» Кибиров от Цветика открещивается окончательно: тот теперь с Гуслей и Тюбиком говорят религии твердое «нет», автор точно не с ними. Потому он, собственно, и бедный, что остался один. Да и староват уже: еще в 2002-м тряс «брадой седою», а теперь и подавно. Но есть и еще один важный момент.

 

Поэт в финале словно бы смотрится в зеркало и просит самого себя еще раз послушать только что рассказанную «Сказку». Зачем? Чтобы убедиться: да, с благой вестью он теперь согласен вполне, Аслан победил, смерти нет. Вот только принять эту весть он, кажется, готов все-таки только из лапок мыша. Веселого, отважного, превыше всего ставящего честь и, вот незадача, – колдовство поэзии. 

 

Бедный, бедный Незнайка!

 

Справка об авторе

Тимур Кибиров (Запоев Тимур Юрьевич) родился в 1955 году. Окончил историко-филологический факультет МОПИ (сейчас – МГОУ). Возглавлял журнал «Пушкин», работал на НТВ. Печатается с 1988 года, стал одной из ключевых фигур поэзии девяностых годов. Кибиров – лауреат множества премий, среди которых Пушкинская премия фонда А. Тепфера (1993), премии журналов «Знамя» (1994) и «Арион» (1996), премии «Незнакомка» (1997), «Северная Пальмира» (1997), стипендия фонда И. Бродского (2000), национальная премия «Поэт» (2008). Из ключевых книг последних лет – «Греко- и римско-кафолические песенки и потешки» (М.: Время, 2009), «См.выше» (М.: Время, 2014), «Время подумать уже о душе: 2014 – 2015 (своевременная книжка)» (СПб.: Пушкинский фонд, 2015).