10 главных стихотворений Николая Рубцова: путь поющего странника

1. Нас оскорбляло слово "сирота"

Детство

Мать умерла.
Отец ушел на фронт.
Соседка злая
Не дает проходу.
Я смутно помню
Утро похорон
И за окошком
Скудную природу.

Откуда только –
Как из-под земли! –
Взялись в жилье
И сумерки, и сырость...
Но вот однажды
Все переменилось,
За мной пришли,
Куда-то повезли.

Я смутно помню
Позднюю реку,
Огни на ней,
И скрип, и плеск парома,
И крик «Скорей!»,
Потом раскаты грома
И дождь... Потом
Детдом на берегу.

Вот говорят,
Что скуден был паек,
Что были ночи
С холодом, с тоскою, –
Я лучше помню
Ивы над рекою
И запоздалый
В поле огонек.

До слез теперь
Любимые места!
И там, в глуши,
Под крышею детдома
Для нас звучало,
Как-то незнакомо,
Нас оскорбляло
Слово «сирота».

Хотя старушки
Местных деревень
И впрямь на нас
Так жалобно глядели,
Как на сирот несчастных,
В самом деле,
Но время шло,
И приближался день,

Когда раздался
Праведный салют,
Когда прошла
Военная морока,
И нам подъем
Объявлен был до срока,
И все кричали:
– Гитлеру капут!

Еще прошло
Немного быстрых лет,
И стало грустно вновь:
Мы уезжали!
Тогда нас всей
Деревней провожали,
Туман покрыл
Разлуки нашей след...

(1967)


Николай Рубцов родился в 1936 году в семье, в которой сразу все было нескладно. Отец – секретарь партийной ячейки, мать – глубоко верующий человек. Из-за несхожести их взглядов в доме постоянно возникали скандалы. Детей было четверо. В возрасте 6 лет, после ухода отца на фронт и после голодной смерти матери, будущий поэт попал в детдом.

Как ни странно, для Рубцова годы, проведенные в детдоме, стали чуть ли не самыми счастливыми в жизни. Быт был хоть как-то, но обустроен. Рядом находились пускай не по родству, но по духу близкие люди.

Детский дом находился в селе Никола. Именно это село поэт будет потом считать своей малой родиной, в него он будет возвращаться в самые тяжелые времена своей жизни.

«Здесь великолепные (или мне только кажется) холмы по обе стороны неширокой реки Тошмы, деревни на холмах... леса, небеса! У реки, вернее над рекой, сразу у въезда в Николу, под березками – разрушенная церковь. Тоже великолепная развалина! В этой местности когда-то я закончил семь классов (здесь для души моей родина)...» – писал Рубцов уже будучи взрослым.

Его друзья по детскому дому рассказывали, что в годы войны часто делили одно одеяло на двоих или троих, спали на тюфяках. Еды почти не было (на день давали 50 грамм хлеба и похлебку), была одна воспитательница на всех. Младших помогали воспитывать старшие дети.

Учителя вспоминали, что «Коля был хрупким мальчиком с черными глазами и располагающей к себе улыбкой», хорошо играл на гармошке, был сообразительным, читал много книг, выделялся какой-то особой непосредственностью и доверчивостью по отношению к миру.

Для стихов Рубцова характерна предельная автобиографичность, до так называемой «голости души».

Стихотворение «Детство» написано пятистопным ямбом с перекрестной рифмовкой (как и большинство рубцовских стихов). В стихотворении нет ни изысканных метафор, ни излишних эпитетов и гротеска. Все сведено почти что до разговорной речи, но именно это дает словам возможность легко проникнуть в каждое сердце.

2. Поэзия, сменившая море

Поэзия

Сквозь ветра поющий полет

И волн громовые овации

Корабль моей жизни плывет

По курсу

к демобилизации.

Всю жизнь не забудется флот,

И вы, корабельные кубрики,

И море, где служба идет

Под флагом Советской Республики.

Но близок тот час, когда я

Сойду с электрички на станции.

Продолжится юность моя

В аллеях с цветами и танцами.

В труде и средь каменных груд,

В столовых, где цены уменьшены

И пиво на стол подают

Простые красивые женщины.

Все в явь золотую войдет,

Чем ночи матросские грезили...

Корабль моей жизни плывет

По морю любви и поэзии.

(1959)

Как когда-то в подростковом возрасте Александр Блок грезил не поэзией, а пароходами и морями, мечтал стоять за штурвалом, так и Рубцов в юности решил стать моряком. По окончании семилетки он отправился поступать в мореходку. Из-за низкого роста его не взяли.

Рубцов поступил в Лесотехнический техникум, и страсть к морю постепенно стала сменяться стихами.

В 1959 году поэт вернулся из армии, где служил в звании матроса на Северном флоте.

В Ленинграде, где Рубцов поселился после демобилизации, он посещал литературную студию, заводил первые поэтические знакомства, был полон надежд. Поэт был очарован городской жизнью: парками, садами, шумными литературными спорами, интересом к себе девушек. В письме к брату Рубцов рассказывал, как с получки покупал пиво и мороженое, ходил в кино и театры.

«Все в явь золотую войдет, / Чем ночи матросские грезили…» – это редкий пример оптимизма в рубцовских стихах, вера в то, что все его мечты сбудутся, что будущее не обманет.

3. Про кочегарку, челку и любовь

Ах, отчего мне...

Ах, отчего мне
Сердце грусть кольнула,
Что за печаль у сердца моего?
Ты просто
В кочегарку заглянула,
И больше не случилось ничего.
Я разглядеть успел
Всего лишь челку,
Но за тобою, будто за судьбой,
Я выбежал,
Потом болтал без толку
О чем-то несущественном с тобой.

Я говорил невнятно:
Как бабуся,
Которой нужен гроб, а не любовь,
Знать, потому
Твоя подруга Люся
Посмеивалась, вскидывая бровь?
Вы ждали Вову,
Очень волновались.
Вы спрашивали: «Где же он сейчас?»
И на ветру легонько развевались,
Волнуясь тоже,
Волосы у вас.
Я знал
Волненья вашего причину
И то, что я здесь лишний, –
Тоже знал!
И потому, простившись чин по чину,
К своим котлам по лужам зашагал.

Нет, про любовь
Стихи не устарели!
Нельзя сказать, что это сор и лом.
С кем ты сейчас
Гуляешь по Форели?
И кто тебя целует за углом?
А если ты
Одна сидишь в квартире,
Скажи: ты никого к себе не ждешь?
Нет ни одной девчонки в целом мире,
Чтоб про любовь сказала: «Это ложь!»
И нет таких ребят на целом свете,
Что могут жить, девчонок не любя.
Гляжу в окно,
Где только дождь и ветер,
А вижу лишь тебя, тебя, тебя!

Лариса, слушай!
Я не вру нисколько –
Созвучен с сердцем каждый звук стиха.
А ты, быть может,
Скажешь: «Ну и Колька!» –
И рассмеешься только: ха-ха-ха!

Тогда не сей
В душе моей заразу –
Тоску, что может жечь сильней огня.
И больше не заглядывай ни разу
К нам в кочегарку!
Поняла меня?

(1959)


«Ты спрашиваешь, почему я так и не написал письмо, хотя обещал. А мне интересно знать, не все ли равно тебе, напишу я или нет. В общем, короче. Перехожу с прозы на стихи, коими для меня удобней выражать мысли. А также и чувства…» – так писал Рубцов, отправляя некоей Ларисе М. посвященные ей строки.

В Ленинграде Рубцов работал то слесарем, то кочегаром, то шихтовщиком на Кировском заводе. Дружил и влюблялся, был в шумных компаниях, выпивал. Очень переживал из-за своего неумения общаться с девушками, из-за отсутствия у себя светского лоска.

В «Ах, отчего мне…» чувствуется не только простота, но и певучесть стиха: большое количество сонорных звуков, открытых слогов, отсутствие трехзначных стыковок согласных.

Сам Рубцов был очень музыкален. Он самостоятельно освоил аккордеон, гармошку и балалайку, а когда их не было под рукой, то, как вспоминали его знакомые по общежитию Литинститута, отбивал ритм, стуча пальцами по столу или по какому-нибудь другому предмету. Сохранилась запись, на которой Рубцов под аккомпанемент гитары поет «В горнице моей светло...»

«Ах, отчего мне…» – стихи о юношеской любви простого парня-рабочего к простой девушке. Аналогов этому стихотворению в русской поэзии нет: в нем напрочь отсутствует стилизация или хотя бы какая-то литературная игра, зато есть приближенность к разговорной речи. Большое количество восклицаний, коротких фраз, просторечий делают стихи эмоциональными и емкими. Все так, как в обычной жизни, все моментально узнаваемо.

4. «Но только здесь, во мгле заледенелой...»

Звезда полей

Звезда полей, во мгле заледенелой
Остановившись, смотрит в полынью.
Уж на часах двенадцать прозвенело,
И сон окутал родину мою…

Звезда полей! В минуты потрясений
Я вспоминал, как тихо за холмом
Она горит над золотом осенним,
Она горит над зимним серебром…

Звезда полей горит, не угасая,
Для всех тревожных жителей земли,
Своим лучом приветливым касаясь
Всех городов, поднявшихся вдали.

Но только здесь, во мгле заледенелой,
Она восходит ярче и полней,
И счастлив я, пока на свете белом
Горит, горит звезда моих полей…

(1964)


Это, пожалуй, самое известное стихотворение Рубцова. В его лирике прослеживаются есенинские мотивы, и в «Звезде полей»‎ они представлены наиболее ярко.

Лирическому герою Рубцова, живущему в урбанистическую эпоху, не хватает гармоничности бытия, не рационального, а чувственного, христианского восприятия мира. Как и Есенин, Рубцов черпает вдохновение в полях и лесах русской земли, в таинственной и простой красоте русской глубинки.

Как у Есенина, так и у Рубцова бережно выписана картинка.

«Изба-старуха челюстью порога / Жует пахучий мякиш тишины‎»‎. (Есенин)

«Я вспоминал, как тихо за холмом / Она горит над золотом осенним, / Она горит над зимним серебром‎». (Рубцов)

Поэзия тихих лириков‎ появилась в противовес громким шестидесятникам. Эстрадники изначально шли по пути Маяковского, Антокольского, Пастернака. Среди кумиров тихих лириков – Есенин, Тютчев, Анненский, Фет. В отличие от шестидесятников, тихие лирики не организовывали никаких движений, поэтических школ. Для творчества, как они считали, не нужны литературные объединения. Настоящие строки рождаются в душе, в окружении одухотворенной природы.

«Да шумят тебе листья и травы, / Да хранят тебя Пушкин и Блок, / И не надо тебе другой славы, / Ты и в этой не столь одинок» – строчки Анатолия Передреева стали для ‎тихих лириков‎ подобием гимна.

‎«Звезда полей горит, не угасая, / Для всех тревожных жителей земли‎…‎‎»‎ В этих строках Рубцова – неразделимость человеческой жизни и Божьего замысла, космоса, бытия…

5. С иронией о насущном

Элегия

Стукнул по карману – не звенит.
Стукнул по другому – не слыхать.
В тихий свой, таинственный зенит
Полетели мысли отдыхать.

Но очнусь и выйду за порог
И пойду на ветер, на откос
О печали пройденных дорог
Шелестеть остатками волос.

Память отбивается от рук,
Молодость уходит из-под ног,
Солнышко описывает круг –
Жизненный отсчитывает срок.

Стукну по карману – не звенит.
Стукну по другому – не слыхать.
Если только буду знаменит,
То поеду в Ялту отдыхать…

(1964)


По словам исследователя творчества Рубцова А.С. Сазыкина, у поэта было чутье на литературную подделку. Он терпеть не мог, когда слышал «сделанные стихи». Скандалил, пускался в споры… Так что слава к нему не спешила. Валентин Сафонов, однокурсник поэта, вспоминал историю, произошедшую в Центральном Доме литераторов.

«Дело было так. В одном из залов Дома литераторов заседали работники наробраза, скучая, внимали оратору, нужно видевшему с трибуны о том, как следует преподавать литературу в средней школе. Колю, проникшего в ЦДЛ с кем-то из членов Союза, у дверей этого мальчика задержало врожденное любопытство. Так и услышал он список рекомендуемых для изучения поэтов. Сурков, Уткин, Щипачев, Сельвинский, Джек Алтаузен... Список показался ему неполным.

– А Есенин где? – крикнул Рубцов через зал, ошарашивая оратора и слушателей. – Ты почему о Есенине умолчал? По какому праву?

Тут и налетел на Колю коршун в обличье деятеля из ресторана, ухватил за пресловутый шарфик, повлек на выход... Рубцов, задыхаясь от боли и гнева, попытался оттолкнуть "интенданта", вырваться из его рук.

Бью-ут! – завопил метрдотель. Подскочила прислуга. При своих, что называется, свидетелях составили протокол, который и лег в основу грозного приказа об исключении».

Из-за этой истории начался процесс отчисления Рубцова из Литературного института, в который он чудом поступил. Отчисление означало, что, помимо возможности получить профильное образование, Рубцова лишают общежития и стипендии, а значит, и всякой возможности жить в столице и заниматься любимым делом.

Дебоширство, пьянство, пропуски занятий были постоянными спутниками Рубцова. До сих пор в Литинституте рассказывают, как однажды в учебной аудитории пропали портреты писателей-классиков (Гоголя, Пушкина, Достоевского, Толстого), а потом обнаружилось, что унес их Коля Рубцов, чтобы вместе с ними выпить. Объясняя свой поступок, студент заявил, что, кроме классиков, поговорить и выпить ему тут не с кем.

Не раз случалось Рубцову ночевать у друзей, а то и просто на улице, питаться в буквальном смысле хлебом и водой. Из-за своей драчливости поэт не раз оказывался в милиции.

Для Рубцова рассказы поэтов-ровесников о творческих командировках на юг (в Ялту, Пицунду) звучали, как рассказы о заоблачной дали.

Но поэт с иронией относился к неустроенности своего быта. «Элегия» была написана на частушечный мотив и сразу стала исполняться как песня самим Рубцовым. Строчки «Стукну по карману – не звенит. / Стукну по другому – не слыхать...» стали крылатыми – по крайней мере, в студенческой среде Литинститута.

6. Силы земли

Тихая моя родина

Тихая моя родина!
Ивы, река, соловьи…
Мать моя здесь похоронена
В детские годы мои.

– Где тут погост? Вы не видели?
Сам я найти не могу. –
Тихо ответили жители:
– Это на том берегу.

Тихо ответили жители,
Тихо проехал обоз.
Купол церковной обители
Яркой травою зарос.

Там, где я плавал за рыбами,
Сено гребут в сеновал:
Между речными изгибами
Вырыли люди канал.

Тина теперь и болотина
Там, где купаться любил…
Тихая моя родина,
Я ничего не забыл.

Новый забор перед школою,
Тот же зеленый простор.
Словно ворона веселая,
Сяду опять на забор!

Школа моя деревянная!..
Время придет уезжать –
Речка за мною туманная
Будет бежать и бежать.

С каждой избою и тучею,
С громом, готовым упасть,
Чувствую самую жгучую,
Самую смертную связь.

(1964)


После отчисления из Литинститута Рубцов вернулся в «родное» село, в Николу. Именно в это лето в Николе он написал много прекрасных стихов. Появились первые публикации в толстых литературных журналах.

У Рубцова началась настоящая семейная жизнь. Простая женщина с экзотическим именем Генриетта Меньшикова, работавшая в местном клубе, еще в 1963 году родила ему дочку. В 1964-м поэт вернулся к ним в дом.

«Мама и бабушка часто рассказывала о том, как он любил в лес за рыжиками ходить. Принесет, бабушка их кипятком три раза обдаст, чесноку накрошит, посолит, маслом польет и на стол подаст. С горячей картошкой. Или в лес сходит, ягод наберет, часть домой, а часть сдаст за деньги. Работы для него в Николе не было. Иногда к нему друзья приезжали – Сергей Багров, Иван Серков. Отец каждый день ходил на реку…» – рассказывала его дочь Елена.

«Мать моя здесь похоронена» – это образ, не факт биографии: мать Рубцова похоронена в Вологде. Но кладбище и разрушенная церковь, на которую поэт когда-то мальчишкой лазил и писал стихи, пруд, в котором в детстве купался, плавал на лодке, удил рыбу, существуют до сих пор.

И ритмический строй стиха (трехстопный дактиль), и лейтмотивом повторяющиеся «тихая», «тихо» передают медлительность и, точно застывший, покой среднерусского уголка.

Здесь же мы находим и столь свойственную поэтике Рубцова инверсию («Вырыли люди канал», «Купол церковной обители / Яркой травою зарос»), создающую ощущение разговорной, а не стихотворной речи. Это разговор с деревней, с ивой. Может, с самим собой или с теми, кого уже нет. Для Рубцова миры ушедших и живущих всегда где-то рядом.

7. «С душою светлою, как луч»

Старик

Идет старик в простой одежде.
Один идет издалека.
Не греет солнышко, как прежде.
Шумит осенняя река.

Кружились птицы и кричали
Во мраке тучи грозовой,
И было все полно печали
Над этой старой головой.

Глядел он ласково и долго
На всех, кто встретится ему,
Глядел на птиц, глядел на елку...
Наверно, трудно одному.

Когда, поеживаясь зябко,
Поест немного и поспит,
Ему какая-нибудь бабка
Поднять котомку пособит.

Глядит глазами голубыми,
Несет котомку на горбу,
Словами тихими, скупыми
Благодарит свою судьбу.

Не помнит он, что было прежде,
И не боится черных туч,
Идет себе в простой одежде
С душою светлою, как луч!

(1967)


Для Рубцова все настоящее – тихое и молчаливое. Помощь одного человека другому не требует объяснений. Это тема многих рубцовских стихов. Об этом и «Русский огонек»:

– Господь с тобой! Мы денег не берём.
– Что ж, – говорю, – желаю вам здоровья!
За всё добро расплатимся добром,
За всю любовь расплатимся любовью…

Для поэта православие – не конфессия, а состояние души. Строгое соблюдение десяти заповедей, присутствие Бога во всем, что вокруг.

Лирический герой Рубцова, как и герои писателей-деревенщиков Белова, Распутина, Астафьева, силен внутренним светом («душою светлою, как луч»). И не одинок он лишь потому, что все вокруг него (и дорога, и случайные попутчики, и деревья, и звезды) тоже наполнены внутренним светом.

При всей своей простоте поэзия Рубцова таинственна, потому что непонятна природа этого света, непонятно, почему даже в самых трагических обстоятельствах свет души не гаснет.

Образ старика напоминает нам и чуть более раннее стихотворение Рубцова про доброго Филю:

Там в избе деревянной,
Без претензий и льгот,
Так, без газа, без ванной,
Добрый Филя живет».

В его поэзии, безусловно, есть и языческие, и сказочные мотивы. Природа полна духами. Герой этого стихотворения похож и на странника из былин, и на проповедника-старца; похож он и на представителя как земного, так и потустороннего мира.

8. «И какое может быть крушенье, если столько в поезде народу?»

Поезд

Поезд мчался с грохотом и воем,
Поезд мчался с лязганьем и свистом,
И ему навстречу желтым роем
Понеслись огни в просторе мглистом.
Поезд мчался с полным напряженьем
Мощных сил, уму непостижимых,
Перед самым, может быть, крушеньем
Посреди миров несокрушимых.
Поезд мчался с прежним напряженьем
Где-то в самых дебрях мирозданья
Перед самым, может быть, крушеньем,
Посреди явлений без названья...
Вот он, глазом огненным сверкая,
Вылетает... Дай дорогу, пеший!
На разъезде где-то у сарая
Подхватил, понес меня, как леший!
Вместе с ним и я в просторе мглистом
Уж не смею мыслить о покое, –
Мчусь куда-то с лязганьем и свистом,
Мчусь куда-то с грохотом и воем,
Мчусь куда-то с полным напряженьем,
Я, как есть, загадка мирозданья.
Перед самым, может быть, крушеньем
Я кричу кому-то: «До свиданья!»
Но довольно! Быстрое движенье
Всё смелее в мире год от году,
И какое может быть крушенье,
Если столько в поезде народу?

(1969)


После того как Рубцов прочитал на одном из поэтических вечеров в Вологде это стихотворение, долгое время никто не мог вымолвить ни слова.

Еще ничего не знавший о своей скорой гибели, Рубцов ее ощущал:

Мчусь куда-то с лязганьем и свистом,
Мчусь куда-то с грохотом и воем,
Я, как есть, загадка мирозданья.
Перед самым, может быть, крушеньем...

Понятно, что спастись от одиночества и панического страха легче всего в большом городе, где все друг другу чужие, но постоянно что-то происходит. Люди в пути – это зачастую бегущие от своего одиночества и от своих мыслей люди. Таким был и Рубцов: он и полугода не мог просидеть на одном месте. Постоянно куда-то уезжал, приезжал, бродил по улицам, скитался по лесным тропам.

Поезд, набирающий ход, это не только образ ускоряющейся жизни лирического героя, но и скорость времени, которая на протяжении XX века нарастала:

Но довольно! Быстрое движенье
Всё смелее в мире год от году,
И какое может быть крушенье,
Если столько в поезде народу?

«Железная дорога» Николая Некрасова, «На железной дороге» Александра Блока, «Сорокоуст» Сергея Есенина и «Поезд» Николая Рубцова – стихи, написанные в разное время, но на одну тему. И все они о том, что ускорение поезда жизни приводит к обезличиванию, к невозможности заметить в окружающем мире те подробности, которые, может быть, более всего и важны.

Нарастающая аллитерация «ш», «щ», «ж» передает зловещие звуки вырывающегося пара, скрежет колес по рельсам: «жёлтым», «напряженьем», «мощных», «крушеньем». Звуки «з» и «с» – пронзительный свист гудка: «мчался с лязганьем и свистом», «понеслись в просторе мглистом».

Лексический повтор «поезд мчался» усиливает ощущение скорости движения, причем при такой скорости трагедия неизбежна. Состав увлекает за собой человека, стоящего на платформе, срывает его с места, как ураган, подхватывающий крошечную песчинку. Такой песчинкой чувствует себя и лирический герой стихотворения – человек, ощущающий приближение катастрофы и при этом не управляющий своей жизнью.

9. Рубцовские стихи для детей: звери как люди

Про зайца

Заяц в лес бежал по лугу,
Я из лесу шел домой, —
Бедный заяц с перепугу
Так и сел передо мной!

Так и обмер, бестолковый,
Но, конечно, в тот же миг
Поскакал в лесок сосновый,
Слыша мой веселый крик.

И еще, наверно, долго
С вечной дрожью в тишине
Думал где-нибудь под елкой
О себе и обо мне.

Думал, горестно вздыхая,
Что друзей-то у него
После дедушки Мазая
Не осталось никого.

(1969)


Несколько месяцев Рубцов прожил на Алтае, приехав туда к своим литинститутским друзьям. Работал корреспондентом в местной газете. Говорят, что зайца он встретил неподалеку от дома, возвращаясь со службы. Рубцов испугался внезапно выскочившего зверька, а зверек – его. Поэт понял, что они оба одинаково одиноки.

Детские стихи Рубцова никогда не сочинялись как детские. Просто стихи – про домовенка, про зайца, про медведя, про куклу для дочки – были написаны человеком, который не утратил в себе ребенка.

Стихотворение «Про зайца» юмористично уже благодаря описываемой в нем ситуации. Добавляют комичности и эпитеты «бедный», «бестолковый», «веселый», а также тот факт, что заяц способен думать.

Наделение животных чертами, мыслями и чувствами человека – распространенный в детских стихах прием. Но для Рубцова это еще и возможность показать то, что в обычной жизни почти незаметно:

Чуть живой. Не чирикает даже.
Замерзает совсем воробей.
Как заметит подводу с поклажей,
Из-под крыши бросается к ней!
И дрожит он над зернышком бедным,
И летит к чердаку своему.
А гляди, не становится вредным
Оттого, что так трудно ему…

(«Воробей»)

10. Предчувствие финала

            * * *

Я умру в крещенские морозы.
Я умру, когда трещат березы.
А весною ужас будет полный:
На погост речные хлынут волны!
Из моей затопленной могилы
Гроб всплывет, забытый и унылый
Разобьется с треском,
и в потемки
Уплывут ужасные обломки
Сам не знаю, что это такое...
Я не верю вечности покоя!

(1970)


Это пророческое стихотворение Николай Рубцов написал в декабре 1970 года, а в январе 1971-го поэта не стало. В самом конце 60-х в его судьбе появилась новая возлюбленная – начинающая поэтесса Людмила Дербина, работавшая в вологодской библиотеке.

К тому времени Рубцов сумел получить однокомнатную квартиру в Вологде, жил на улице имени своего друга, поэта Александра Яшина, и, как бы теперь сказали, начал преуспевать.

По словам Дербиной, ее стихи показались Рубцову талантливыми, он помогал ей их править. В одном из стихотворений поэтессы были такие строки: «Когда-нибудь в пылу азарта / взовьюсь я ведьмой из трубы / и перепутаю все карты / твоей блистательной судьбы».

В стихотворении «Я умру в крещенские морозы...» 34-летний Рубцов с ужасом и тоской предвидел свою смерть. Могила будет затоплена, и даже место ее затеряется, а одинокий нелепый гроб «разобьется с треском». «Сам не знаю, что это такое» – то ли видение, то ли сон.

«Я умру в крещенские морозы»: именно в ночь на 19 января Рубцов и погиб. Его несостоявшуюся жену (они подали заявление в ЗАГС, бракосочетание должно было состояться 19 февраля) признали виновной в удушении поэта. Дербина потом говорила, что ей выпал тяжкий крест: Рубцов предсказал свою смерть, а она должна была это предсказание исполнить.

Очевидно, что их отношения складывались негладко. Дочь поэта Елена вспоминала, как они с матерью приезжали к Рубцову в августе 1970 года. Он был в гипсе, долго кричал им вслед: «Не уходите!.. Не бросайте меня!.. Без вас я погибну!..» Видимо, влюбленные не только вместе писали стихи, но и пили. А пьянки иногда доходили до драк.

Так было и в этот раз. Следователи обнаружили в квартире 18 пустых бутылок. На допросе Дербина уточнила, что в ходе потасовки схватила Рубцова за горло. «Мне было безразлично, что будет дальше, – записано в протоколе. – Я сильно давила Рубцова, пока он не посинел, и после этого отпустила его. Подняла тряпки с пола, вымыла руки и пошла в милицию…» У Дербиной были зафиксированы рана и кровоподтек на губе. За убийство она отсидела 6 лет.

К счастью, вторая часть стихотворения Рубцова не сбылась. Его могила находится в Вологде, ее посещают родственники и многочисленные поклонники поэта.