Игорь Чиннов – поэт русского лада в Америке

Чиннов Игорь Владимирович родился в Туккуме под Ригой 12(25) сентября 1909 года. С 1914 по 1922 семья Чинновых жила в России, затем семья возвратилась в Латвию, где Чиннов закончил юридический факультете Латвийского университета. К этому времени относятся его первые поэтические опыты. С 1933 начинается активное сотрудничество Чиннова с парижским журналом «Числа», где, по словам самого поэта, он «представлял единолично русскую литературную Ригу». 

В 1944 был арестован и депортирован в Германию на принудительные работы. Причину ареста поэт позднее объяснил так: «В Риге в сорок четвертом году я имел неосторожность сказать, в очень узком кругу, что Гитлеру не победить в этой войне. И через три дня ко мне явилась милая компания. Два таких оберштумфюрера. Они мне сообщили, что передо мной выбор: или я еду в Германию на принудительные работы, или жизнь моя окончится весьма печально. Я, конечно, выбрал тот вариант, который не грозил мне немедленной утратой земного существования. И меня с большой группой латышей увезли в лагерь в Рейнской области».

После освобождения американцами в 1945 был зачислен в американскую армию. Демобилизовавшись в 1946 году, поселился во Франции. Как писал сам Чиннов, «в Париже было безденежно, но прекрасно… Уже через три недели по приезде я читал свое стихотворение (написанное за ночь перед тем) в Русской консерватории, под портретами Шаляпина и Рахманинова».

В 1950 в Париже вышла первая книга стихов «Монолог». С 1953 работал в литературной редакции радио «Освобождение» (Мюнхен). В 1962 году Чиннов был приглашен в Канзасский университет на должность штатного профессора. В США он 15 лет преподавал в ряде вузов. О себе говорил так: «Американцем не стал, просто живу здесь, а на вопрос, почему здесь, отвечаю, как чеховский татарчонок: превратность судьбы!»
Всего в эмиграции опубликовано 8 книг стихов. В 1994 и 1996 в Москве изданы еще две. В 1992 и 1993 годах Чиннов приезжал в Россию.
Умер в 1996 году. Согласно завещанию поэта, похоронен на Ваганьковском кладбище в Москве.

Какую роль в творческом становлении Игоря Чиннова сыграл Георгий Иванов?

В 1929 году в Риге было организовано содружество молодых поэтов и писателей «На струге слов», участником которого стал Чиннов. А в 1931 году в Ригу приехал Георгий Иванов, «первый поэт русской эмиграции» (Р. Гуль). Члены «Струга» организовали ему прием, на котором Чиннова не было, он гостил у родителей в Якобштадте. Просмотрев журнал «Мансарда», в котором печатались участники содружества, Иванов заметил: «Чиннов – это каша, но это творческая каша, и пусть он ко мне зайдет».  Последовавшее за этим знакомство переросло в дружеские отношения, которыми Чиннов очень гордился. Во время первой же встречи Иванов написал рекомендательное письмо Михаилу Цетлину в «Современные записки»: «Ему двадцать лет, он очень талантлив и, читая его стихи, я испытываю такой же шок от настоящей поэзии, как в свое время от Поплавского». Он же познакомил со стихами Чиннова Николая Оцупа, редактора парижского журнала «Числа».

Через много лет И. Чиннов напишет: «О Георгии Владимировиче думаю я с благодарным чувством. Храню записку, которую на третьем году моего парижского бытия, после очередного чтения стихов он мне неожиданно протянул. Привожу ее текст: “Расписка. Обязуюсь при первой возможности написать о поэзии Игоря Чиннова, которую я очень ценю и люблю, так сериозно и уважительно, как она того заслуживает. Георгий Иванов”».

Что такое «Парижская нота», к которой относят раннего Игоря Чиннова?

 «Парижская нота» – организационно не оформленное течение, объединяющее молодых эмигрантских поэтов. Его основателем и поэтическим лидером являлся Георгий Адамович. Для Г. Адамовича, поэзия русской эмиграции должна сосредоточиться на трагическом ощущении  смерти, отчаяния, одиночества. Невнимание к форме стихотворения, психологическая достоверность, интимность, аскетизм в выборе поэтических средств – вот основные требования к поэзии. 

Сильное влияние на поэтику «парижской ноты» оказал Георгий Иванов, писавший Адамовичу: «В высшей степени для меня лестная фраза, то, что т. н. парижская нота может быть названа примечанием к моей поэзии, мне кажется правдой». 

Самым ярким представителем «Парижской ноты» в 1930-е был Анатолий Штейгер, чьи «нарочито прозаические», по словам Чиннова, стихи пронизаны ощущением боли и неизбежностью смерти:

Крылья? Обломаны крылья.
Боги? Они далеки.
На прошлое – полный бессилья
И нежности взмах руки.

Заклятье: живи, кто может,
Но знай, что никто не поможет,
Никто не сумеет помочь.
А если уж правда невмочь –
Есть мутная Сена и ночь. 

А сам Чиннов писал о своей ранней поэзии: «Тогда я писал в стиле так называемой "парижской ноты". Это было течение, руководимое именно Георгием Адамовичем, и идея этой "парижской ноты" состояла в простоте, в очень ограниченном словаре, который был сведен к главным словам, самым главным, незаменимым. Настолько хотели общего в ущерб частному, что говорили "птица" вместо "чайка", "жаворонок" или "соловей"; "дерево" вместо "береза", "ива" или "дуб". Мы считали, что надо писать стихи как бы последние, что мы как бы заканчиваем русскую поэзию здесь в эмиграции, и не нужно ее никак украшать, не нужно никаких орнаментов и ничего лишнего. Мы искали именно бедного словаря, то есть основного, без всяких орнаментов, самое основное неустранимое». А в беседе с М. Шраером на вопрос, была ли такая эстетическая установка «пост-акмеизмом своего рода», он отвечает: «Отчасти, но все-таки с добавлением аскетизма; этого аскетизма, этой нарочитой бедности, не было нисколько в акмеизме».

Почему Владимир Вейдле охарактеризовал первую книгу Чиннова как «монолог приговоренного к смерти»?

В 1982 году, в беседе с К.Д Померанцевым, поэтом и литературным критиком первой волны русской эмиграции, И. Чиннов среди тем, особо волнующих поэтов «Парижской ноты», назвал «смерть (или бессмертие)». Она присутствует и в первом сборнике самого Чиннова, оставаясь едва ли не главной в дальнейшем творчестве.

Ольга Кузнецова, биограф и исследователь творчества Чиннова, писала в связи с этим: «Из русских поэтов, пожалуй, только Иннокентий Анненский с такой же настойчивостью пытался заглянуть в ту таинственную закрытую дверь, которую все мы чувствуем у себя за спиной». Но в отличии от Анненского, для которого страх смерти меркнет перед страхом жизни, а сама смерть становится «глубокой тайной», в стихах Чиннова отсутствует какая-либо эстетизация смерти: она страшнее даже самой тяжелой жизни:

Скучная желтеет речка,
Тусклая намокла рожь.
Все-таки – ничто не вечно,
Скоро перестанет дождь.

Мокнут над оврагом избы,
Никнет над колодцем жердь.
Что же! Даже этой жизни
Хуже, хоть немного, смерть.

Лирический герой Чиннова существует в постоянном ощущении красоты земной жизни и ее бренности:

Неужели не стоило
Нам рождаться на свет,
Где судьба нам устроила
Этот смутный рассвет,

Где в синеющем инее
Эта сетка ветвей —
Словно тонкие линии
На ладони твоей,

Где дорожка прибрежная,
Описав полукруг,
Словно линия нежная
Жизни — кончилась вдруг,

И полоска попутная —
Слабый след на реке —
Словно линия смутная
Счастья — там, вдалеке...

Мотив ожидания смерти придает стихам Чиннова особый трагизм, недаром Валерий Перелешин назвал его «самым трагическим поэтом нашего времени».

В чем заключается творческая эволюция И. Чиннова?

В творчестве И. Чиннова, как правило, выделяю три периода, определивших эволюцию поэта. 

Его раннее творчество (сборники «Монолог» и «Линии») отражают явную приверженность «Парижской ноте» с ее аскетизмом в выборе поэтических средств. Чиннов размышляет о трагической судьбе человека в современном мире: «Вот живешь: суета, нищета. / Только тщетно считаешь счета. / Только видишь, что сумма не та».

С переездом в Америку начинается новый период творчества Чиннова. После аскетизма «Парижской ноты» наступает время экспериментов. Примечательно в связи с этим название третьего сборника стихов – «Метафоры» (1968). Ю. Терапиано в рецензии на книгу Чиннова особо отметил, что «его образы и ассоциации усложнились, стали неожиданнее и свободнее». А сам Чиннов в письме Адамовичу объявил: «Я занялся украшательством». Яркие метафоры, неожиданные сравнения типа «в детских губах леденец золотистой свирелью», струи фонтана, трепещущие «золотой арфой», использование просторечных фразеологизмов («судьба-индейка, «жисть-копейка»), появившиеся в сборнике, к великому неудовольствию противника нерифмованных стихов Г. Струве, верлибры –  все это свидетельствовало об отходе поэта от канонов «Парижской ноты». 

Поэтические сборники 1970 – начала 1980-х, по мнению исследователей, означают окончательный поворот Чиннова к модернизму. В них появляются новые компоненты поэтики Чиннова: ирония, реминисценции, аллюзии, которые придают тексту не столько пародийный, сколько трагический оттенок. Например, в стихотворении «Так и живу…» тема одиночества человека оказывается созвучной трагической судьбе героя рассказа Ф. Кафки «Превращение»: «Так и живу, / Жуком, опрокинутым на спину, / Жертва своей скорлупы».

О стихах этого периода М. Слоним писал, что сила Чиннова «в сочетании лирики и гротеска». Действительно, отказ от логического построения стиха приводит к яркому гротеску, когда «лошади впадают в Каспийское море», а «по аллее магнолий Офелия шляется».

Чем интересно стихотворение-посвящение «Читая стихи Игоря Чиннова»?

Приведем это, написанное в 1984 году стихотворений полностью:

Вчитаться в Чиннова,
В чеканный русский лад,
В чарующий эгоцентризм мышлений.

Червонцы строк —
Златым огнем горят
Для будущих
Пытливых поколений.

Вчитаться в Чиннова.
В созвучье, в падежи,
В изящную игру,
Где сам не промах.
Пить строк настой
Духмяной черемши
Под облаками
Ладожских черемух.

Чудь белоглазая
И русский человек
Переплелись, как рожь и чечевица.

Читаю Чиннова,
Чудит двадцатый век,
Кукует в средней полосе зегзица…

Филадельфия 1984

Автор стихотворения – поэт третьей волны русской эмиграции Михаил Юпп (Михаил Евсеевич Смоткин).  Родился 5 июля 1938 года в Ленинграде. В 1980 году эмигрировал в Австрию, потом переехал в США.  В 1988 году получая американское гражданство, официально принял в качестве новой фамилии свой псевдоним «Юпп». С 1981 года проживает в Филадельфии, где и было написано это стихотворение, которое, судя по всему, И. Чиннову понравилось. Он процитировал его в письме А. Бахраху от 25 августа 1984 года. Поэт благодарил адресата за отзыв о сборнике «Автограф», добавив, что Бахрах воспользовался советом Юппа и «молниеносно» прочитал его стихи. 

Стихотворение интересно тем, какой образ поэта Игоря Чиннова оно создает. Его стих ассоциируется, с одной стороны, с «чеканным русским ладом», «белоглазой чудью», с другой – с «изяществом» и богатством речи («червонцы строк»).