Георгий Раевский: теплый ветер дохнул — и тает снежная баба

Голландская печь

(двенадцать изразцов)

                               Н. Жемчужниковой

1
Двое за круглым столом сидят за кружками; кости
мечет один, а другой трубкой стучит о сапог.
2
Сторож вдет с фонарем горбатой улицей. В небе —
шпиль колокольни, петух, месяца узенький серп.
3
Теплый ветер дохнул — и тает снежная баба;
с черной розгой в руках, набок сползает она.
4
Синие волны шумят и чайки кричат и кружатся:
двухмачтовый корабль входит торжественно в порт.
5
Вьется, летает смычок; по всей по поляне мелькают
круглые лица, чепцы, гулко стучат башмаки.
6
Дремлет вечерний канал. Рыболов в соломенной шляпе
тянет леску; на ней бьется серебряный ерш.
7
С криками двое детей пускают кораблик. Собака,
с длинной палкой в зубах, морду задравши, плывет.
8
Синее небо вверху. Заодно уж синею краской
тронуты лошади, воз, мельник с мешком на спине.
9
Заяц, уши поджав, бежит; за зайцем — собака.
Сзади — охотник: ружье выше соседней сосны.
10
Палкою с дуба старик сбивает желуди. Свиньи
сбились в кучу. Одна грустно в сторонке стоит.
11
Мальчик бечевкой конек приладил и пробует: крепко ль?
Крепко. Ранец его тут же лежит на снегу.
12
Ослик жмется к бычку. В окне морозные звезды
блещут. Над яслями круг тихо горит золотой.

«Перекресток». Вып. 2. Париж, 1930

Чем это интересно

Георгий Раевский родился в Царском селе в семье купца Авдия Мордуховича Оцупа и Рахили Соломоновны Зандлер

Георгий Раевский – младший брат поэтов Николая Оцупа (1894 – 1968) и Александра-Марка Авдеевича Оцупа (1882—1948).

"Золотые медали срывали один за другим бесконечные Оцупы, из которых старший подвизался в литературе в качестве Сергея Горного, а остальные десять (или немного меньше) готовились последовать его примеру. Один из них — Павел — начал филологическую карьеру, но погиб в буре революции, другой — Николай — ненадолго и неярко расцвел в «Цехе поэтов», где и был дешифрирован, как «общество целесообразного употребления пищи» (О. Ц. У. П.)." - вспоминал царскосел Э.Голлербах в книге "Город муз".

А были еще сестры – Евгения и Надежда. Первая погибла в Рижском гетто, вторая значительную часть жизни провела в советских лагерях и ссылках.

Георгий Авдеевич, чтобы его не путали с другими членами семьи, стал Раевским – в честь друга Пушкина Николая Раевского.

В 20-х годах большинство Оцупов уехали из России. Раевский оказался в Германии, где окончил университет. Он хорошо знал немецкую литературу, его кумиром был Гете.

В начале 20-х Раевский переехал в Париж; сблизился с В .Ходасевичем, и вошел в группу «Перекресток», где состояли В.Смоленский, Д.Кнут, Ю. Мандельштам.

Первая книга его стихов «Строфы» вышла в Париже в 1928.

Сборник имел неплохую прессу. О стихах Раевского рассуждали Адамович, Берберова, Ходасевич.

Модест Гофман в рецензии на сборник «Строфы» писал: «Георгий Раевский так вчитался в своих любимых поэтов, что говорит их голосом, их интонацией: в «Строфах» мы слышим отголоски и пушкинской речи («Вот разбежался, рукою взмахнул, упругим движеньем… Он и не смотрит туда, тешась мгновенной игрой»), но надо всеми отзвуками господствует тютчевский голос, тютчевская редуцированная интонация, дающая основной тон всему сборнику — Тютчевские образы, тютчевская строфичность, тютчевские коды, тютчевская мелодия. Как не узнать Тютчева в таких восклицаниях:

О, как мучительно, как страстно,
С неутешимостью какой
Люблю твой тайный и прекрасный
Мимоидущий лик земной.

А таких восклицаний много в книге Раевского…»

Марк Слоним писал: «Конечно, хорошо, что учителем своим Раевский выбирает Тютчева. Хороша и выдержанная стройность его стихов. Но покамест они обнаруживают лишь качества умного и довольно тонкого подражателя; трудно сказать, имеется ли за этими чисто формальными данными и самостоятельный дар творца».

Глеб Струве в рецензии на сборник «Строфы» писал: «Но так велика его не только формальная, но и тематическая зависимость от Тютчева, что за отзвуками Тютчева порой неразличим поэтический голос самого Раевского. И невольно является у читателя вопрос: есть ли высокий, напряженный лад этих умелых, подчас чеканных строф (кстати, название «Строфы» очень удачно выбрано) — лишь талантливое искусничанье применительно к высоким поэтическим образцам, или же тютчевские мотивы и формы суть непроизвольное совпадение, определяемое внутренним сродством, и в них надо искать проявления собственного поэтического и душевного строя Раевского?»

Владислав Ходасевич язвительно пошутил: «Раевский дает нам ряд стихотворений и строк как бы Пушкина, Боратынского, Тютчева, но, так сказать, пониженного качества, ибо позволительно все же думать, что Раевский не Пушкин, не Боратынский, не Тютчев… Словом — на мой взгляд, в стихах Раевского уже есть поэзия, но еще нет поэта».

Итог подвел Юрий Терапиано; «Путь Раевского, с точки зрения читателя, верующего в «левизну» и в «новшества» — реакционный».

Как бы там ни было, после «Строф» стал известным поэтом. Его охотно печатали газеты и журналы. Через пару лет критики разглядели в Раевском и самостоятельного поэта.

Пожалуй, самое необычное и самостоятельное стихотворение Раевского (хотя и не слишком для него характерное) – это «Голландская печь» (двенадцать изразцов). Двенадцать почти хайку, вдохновленных картинками на изразцах.

Владимир Набоков в рецензия на альманах «Перекресток- 2» писал: «Георгий Раевский, в отличие от почти всех поэтов в обоих сборниках, — зрячий, смотрит на мир, а не в туманную глубину собственного эго, очень недурно его стихотворение «Голландская печь» — двенадцать двустиший-изразцов. Например: «Двое за круглым столом сидят за кружками; кости мечет один, а другой трубкой стучит о сапог». Или: «Палкою с дуба старик сбивает желуди. Свиньи сбились в кучу. Одна грустно в сторонке стоит». (Но есть тут и небрежность: сбивает — сбились, — как, впрочем, в строфе другого его стихотворения: «По осенним, по сжатым полям с сердцем сжатым задумчиво шли мы».) «Голландскую печь» портит заключительное двустишие, в котором есть что-то ландриновское». (Товарищество Г. Ландрин — российская кондитерская фабрика).

С публикациями Раевскому не везло.

Набранная в Германии его вторая книга стихов погибла в типографии после прихода Гитлера к власти. Дополненное и исправленное собрание тех же стихотворений тоже погибло, не успев выйти, во время Второй мировой войны. И только в 1946 году Раевский выпустил свою книгу — «Избранные стихотворения».

На резкий звон разбитого стекла,
Сердито охая и причитая,
Хозяйка подбежала: со стола
Стекала тихо струйка золотая,
И пьяница, полузакрыв глаза,
Прислушиваясь к льющемуся звуку,
Блаженно подмигнул и поднялся
И протянул доверчивую руку.
Но было некому ее пожать:
Все с гневом осудили разрушенье.
Он загрустил; никто не мог понять,
Какое лучезарное виденье,
Средь золотисто-светлого вина,
Какой веселый мир ему открылся!
Он радостно — какая в том вина? —
Взмахнул рукою, — и стакан разбился.

Это стихотворение вошло в сборник Раевского 1946 года.

В 1953 году у Раевского в Париже вышла «Третья книга».

Георгий Авдеевич умер в 1963 году во время поездки в Германию.